Десять казней египетских.
«…не помнили руки Его, дня, когда Он избавил их от угнетения, когда сотворил в Египте знамения Свои и чудеса Свои на поле Цоан; и превратил реки их и потоки их в кровь, чтобы они не могли пить; послал на них насекомых, чтобы жалили их, и жаб, чтобы губили их; земные произрастения их отдал гусенице и труд их – саранче; виноград их побил градом и сикоморы их – льдом; скот их предал граду и стада их – молниям; послал на них пламень гнева Своего, и негодование, и ярость и бедствие, посольство злых ангелов; уравнял стезю гневу Своему, не охранял души их от смерти, и скот их предал моровой язве; поразил всякого первенца в Египте, начатки сил в шатрах Хамовых»;
Псалом 77:41-51
«На этой войне все перемешалось: власть, идеалы, новая мораль, понятие военного долга, но там появляется искушение быть Богом. Потому что конфликт есть в любом человеческом сердце: между разумным и нет, между добром и злом. И добро не всегда побеждает, иногда перевешивает то, что человек скрывает в своей душе. Линкольн назвал это нерастраченным потенциалом. У каждого есть слабое место, даже у меня».
Телевизор показывал «Апокалипсис сегодня» то ли в честь новой даты памяти, то ли в честь нового осознания произошедшего, то ли в честь нового витка чувства вины. Гордон нехотя встал с кровати и подошел к окну. На подоконнике лежал пульт от телевизора, и он не дожидаясь окончания диалога героев фильма, вырубил его с такой досадой, будто стрелял во вьетконговца.
Есть места, в которых ты никогда не бывал и никогда не будешь, но твоя ментальная память настолько сильна и врезалась тебе в голову, словно, обоюдоострый клинок, что ты даже не понимаешь, где начинаешься ты, и где заканчивается память твоих отцов.
Майкл медленно закурил и прищурился, одергивая жалюзи. Солнце резало глаза и ему пришлось отвернуться.
–Ублюдки! – Кому-то бросил он и потушил сигарету о подоконник.
Он взял с тумбочки желтую папку с досье и обратно сел на кровать. Фотография офицера с грудью в орденах, смотрела на него с жадным и неистовым взглядом. Казалось еще секунда и мужчина с изображения материализуется в комнате и надерет Майклу зад.
–Итак, господин офицер, не ответите ли Вы мне на пару вопросов. – Прокашлялся Гордон. – Начнем с того, почему Вы предали свою страну?
Он бросил фотографию на пол, и она, спланировав, мягко упала на ковер. Голубые глаза офицера, дырявили висок Гордона, который теперь вчитывался в ровный ряд печатных букв на титульном листе.
«Строго секретно. Личное дело Чарльза Эрика Робинсона. 1944-2001».
***
Кетрин проснулась в странном вагоне старого поезда. В ее купе никого не было. Девушка выглянула в запотелое окно, но не увидела ничего кроме темного густого тумана, похожего на черничный кисель. Она опустила ноги на ледяной пол и взяла со столика пожелтевший лист бумаги. Буквы на нем принимали странные угловатые очертания и были больше похожи на каракули первоклассника. Девушка даже не пыталась прочесть, что написано на этом листочке и сунула его в карман пижамы. Уже давно известные движения, отточенные и натренированные, сопровождали ее даже в полусне. Она стащила с верхней полки тяжелый чемодан, но посмотрев на его потрескавшиеся края, бросила на кровать.
Вагон и весь поезд были совершенно пусты. Она прошла по длинному ряду одинаковых синих сидений, предназначенных для пассажиров третьего класса, и подошла к выходу.
Дверь в вагон была плотно закрыта и все попытки открыть ее заканчивались неудачно. Тогда Кет сорвала со стены молоток для аварийной ситуации и ударила им по стеклу. Окно не разбилось, образовав запутанную паутинку трещин. Еще один удар…
Кетрин быстро открыла глаза. Кругом не было ни поездов, ни вагонов, ни тумана. Шелковое постельное белье нежно обволакивало ее молодое тело. Женщина подтянула к себе одеяло и скукожилась. Первые солнечные лучи уже пробирались сквозь неплотно задернутые шторы, но солнце еще не взошло до конца. Она выдохнула, успокоившись, нехотя опустила ноги на пол и нащупала тапочки. Цветастая пижама из натурального хлопка свободно сидела на ее стройной фигуре.
Один и тот же сон регулярно снился ей на протяжении нескольких месяцев – впервые во время того дела в Палм-Бич. Кет, неверующая в гороскопы, экстрасенсов и вещие сны, уже перечитала все статьи по психологии, пытаясь понять, что он мог бы значить. И везде находила один и тот же ответ – поезд снился к переменам в личной жизни. Сон не доставлял ей особых неудобств. В нем не было ничего ужасающего, ей не снились преступники, которых они с Питером ловили, не снились маньяки, перерезавшие не один десяток людей, но тревожность не покидала ее. Кетрин сначала никак не могла понять, из-за чего она беспокоится, но потом осознала – ее тревожит то, что она так и не смогла выйти из этого пустого вагона.