— И что ты предлагаешь? Мои друзья таких блужданий не любят. — Саша кривил душой: он никогда не спрашивал об этом друзей. Просто ему казалось, что это его и только его.
— Может, они и правы…
— Кто мне это говорит!
— Ты прав, — засмеялся парень. — Ладно, куда едешь?
— Думаю, где–нибудь в Ашукино сойду.
— Я туда же. Пойдем вместе, покажу, что там интересного. Или тебе твоя самостоятельность важнее?
— Мне моей самостоятельности уже по горло! — вырвалось у Саши. — Давай, если тебе не наскучит общество малолетки.
— А сколько тебе?
— Семь почти.
— Мне почти семнадцать.
— Десять лет — это чертова уйма. Точно наскучит.
— Забей ты! Кстати, звать тебя как?
— Саша.
— И я Саша, вот оказия. Только больше на Шуру отзываюсь.
— Правильно, надо же нас как–то различать.
— Кому надо? Ты–то себя со мной не перепутаешь.
— Так, привычка. «Человек с таким именем уже существует. Заменить?».
— «Человек с таким именем не найден».
— И не открыт для записи. Так, переменная «Шура» типа «человек»?
— Но–но, это ты уже в Паскаль ударился. Кстати, откуда ты его знаешь?
— С родителями–программистами и не такое знать будешь. Кстати, наша станция.
С тез пор как–то так получилось, что они ездили вместе.
Саша вошел в школу, как обычно, минут за двадцать. Пустой, узкий коридор, ведущий к его классу, был темен, но детское зрение обычно острее нашего, поэтому Саша без труда разглядел в конце его высокую, чуть сутулую и однозначно знакомую фигуру. Он перешел на бег и без труда догнал старшеклассника:
— Эй, Шура!
— Привет, Саш. И ты здесь?
— И я. Что ж мы не виделись–то до сих пор?
— Да я же то на олимпиадах, то еще где, а нос из класса высовываю редко.
— Крутой ты, у тебя олимпиады!.. — завистливо вздохнул Саша. — Я вот думал через несколько классов перескочить, да к одноклассникам привык больно.
— Не надо скачков, — посоветовал Шура. — Я вот тоже классе в седьмом хотел поскорее отсюда смыться. А теперь не хочу школу заканчивать, интересно очень. И учителей люблю, всех до единого. Да, кстати, — спохватился он. — Я в это воскресенье не могу, олимпиада у меня, информатика. Может, в субботу съездим?
— А тебя отпускают по субботам? — удивился Саша.
— А что им делать? Гордость школы, все такое. За олимпиады отгулы дают в любых дозах, если не нарываться. Да и нету по субботам толковых уроков.
— Прекрасно! Куда поедем? — Саша совсем не думал о своем расписании, недавно бывшем для него святым. Ерунда, субботу и воскресенье поменять местами, и не заметит никто. Хватит уже быть таким педантом.
— А по пути решим! — улыбнулся Шура. — Карту с собой возьму, и всех делов.
С Шурой Саша совсем не замечал, как летело время. Вот и сейчас они говорили о разном, пока не прозвенел звонок.
— Кака–а–ая жалость, я опаздываю на ОБЖ! — насмешливо протянул Шура. — Беги давай, тезка!
— Они там на чтении и без меня обойдутся, ну да ладно, правила есть правила.
Саша лихо толкнул дверь:
— Извините за опоздание, дозвольте поприсутствовать на вашем замечательном уроке!
— Проходи, умник ты наш!
— Что с тобой, Саш? — спросил Максим, вечный сосед по парте. — Опаздываешь, учителей подкалываешь. Ты же весь такой правильный…
Саша просто расхохотался в ответ. Как же мы «правильные», смеемся над чужими о себе представлениями! Как же они наивны!
Саша читал очередной код родителей и в буквальном смысле любовался. Никаких перегруженных конструкций, простые и изящные решения, сложнейший алгоритм — а на выходе программа, представляющая собой лабиринт всяких функций, интерфейсов… и ничего внутри, кроме переходов, потайных дверей, петель и ловушек, о которых заранее и не догадаешься. «Филигранная работа!» — мысленно восхищался Саша, страстно желая поделиться увиденной им красотой с Шурой, но еще не чувствуя себя вправе.
Слово «филигранный» вообще имело для Саши особый смысл. Оно распространялось в основном на произведения искусства и обозначало… Словами оно описывалось редко. Произнося его, Саша представлял себе, как вертит в руках — не в своих, широких и костлявых, а в каких–то призрачных ладонях — что–то наподобие плетеного стекла или фрагмента Эйфелевой башни, слегка шершавое на ощупь. Он не пытался кому–то передать свои ощущения, да и вряд ли смог бы. Вроде, все верно, но совсем не соответствует тому, что чувствуешь. Грубее, примитивнее. Вечная проблема «фактов» и «чувств», описания простых вещей и невозможности понимания машинами искусства. Эту проблему обсуждают часто, однако говорят, что люди аналитического склада ума не могут понять красоты. Неправда. Впрочем, оставим эту тему.