856 В Стокгольм Сталь и ее спутники прибыли 24 сентября 1812 г.
857 В первом издании далее следовало написанное Огюстом де Сталем «Примечание издателя», текст которого см. в Приложении, с. 446.
В. Мильчина
Приложение
Огюст де Сталь Сопроводительные материалы к первому изданию (1821) Предисловие издателя
Сочинение, предлагаемое вниманию публики, не окончено и оконченным считаться не может. Матушка моя намеревалась завершить эти наброски своих воспоминаний, и, если бы ей суждено было прожить дольше, она, возможно, внесла бы в них изменения, о природе которых мне ничего не известно. Этого сознания было достаточно для того, чтобы я всерьез задумался о том, вправе ли я предавать эту рукопись тиснению. Когда речь идет о существах горячо любимых, боязнь какой бы то ни было ответственности отступает, однако сердце сжимается в мучительной тревоге, пытаясь угадать волю, которую оно желает чтить как незыблемый, священный закон. Все же, после продолжительных размышлений о том, чего требует от меня сыновний долг, я уверился, что исполню волю матушки, если обязуюсь опубликовать в этом собрании все ее сочинения, какие могут быть напечатаны. Верность этому обязательству позволяет мне заранее объявить подделками все сочинения, какие кто-либо когда-либо вознамерится прибавить к этому собранию, в которое, повторяю, вошло все написанное матушкой, исключая те сочинения, какие она совершенно определенно запретила предавать гласности.
Хотя матушка успела описать всего семь лет из десяти, проведенных ею в изгнании, я сохранил данное ею название «Десять лет в изгнании».[118] Рассказ начинается в 1800 году, то есть за два года до того, как матушка первый раз была изгнана из Парижа, и доходит до 1804 года, то есть до смерти г-на Неккера. Здесь он обрывается и вновь начинается в 1810 году, чтобы снова резко прерваться осенью 1812 года, накануне приезда матушки в Швецию. Итак, между первой и второй частью воспоминаний пролегла дистанция приблизительно в шесть лет. Объяснением этому обстоятельству должен послужить правдивый рассказ о тех условиях, в каких эти воспоминания создавались.
Не стану говорить здесь о преследованиях, каким подвергалась матушка при Империи: преследования эти, столь же мелочные, сколь и безжалостные, составляют предмет книги, с которой читателю предстоит познакомиться, и своим пересказом я лишь ослаблю интерес к ней. Напомню только, что матушке сначала запретили жить в Париже, [119] затем выслали ее из Франции, предварительно запретив самым беззаконным образом выпуск ее сочинения «О Германии» и лишив ее возможности печатать что бы то ни было, даже на темы самые далекие от политики,[120] а затем дошли до того, что превратили ее дом в тюрьму, запретили ей любые путешествия и лишили ее наслаждений жизни общественной и утешений дружбы. В этих-то обстоятельствах матушка и начала писать воспоминания; нетрудно угадать, каково было в ту пору расположение ее души.
Работая над воспоминаниями, она слабо верила в возможность их издания даже в самом отдаленном будущем. Вся Европа в то время находилась под игом Наполеона, и ни один независимый голос не мог в ней прозвучать: на континенте свободной прессы не существовало, а книги, напечатанные в Англии, пересекали границу лишь в самых редких случаях. Поэтому матушка желала не столько сочинить книгу, сколько доверить бумаге свои воспоминания и мысли. Рассказы об обстоятельствах своей частной жизни она перемежала с раздумьями о состоянии Франции под властью Бонапарта и ходе политических событий. Я уже сказал, что обнародование такого сочинения явилось бы в ту пору проявлением неслыханной смелости, но этого мало: сама работа над ним требовала разом большого мужества и большой осторожности, особенно если автор находился в том положении, в каком пребывала матушка. Она твердо знала, что за всеми ее действиями наблюдает полиция: префект, сменивший в Женеве г-на де Баранта, утверждал, что ему известно все происходящее в ее доме, и малейшего предлога было бы достаточно, чтобы власти арестовали ее бумаги.[121] Итак, ей следовало держаться в высшей степени осмотрительно: поэтому, сочинив несколько страниц, она отдавала их одной из самых верных своих подруг, а та переписывала текст, заменяя все имена собственные другими, извлеченными из истории английской революции. Именно эту замаскированную рукопись матушка взяла с собой в 1812 году, когда наконец решилась бежать, дабы спастись от все ужесточавшихся гонений.
118
О семантике названия см. примеч. 1 (здесь и далее ссылки даются на примечания к основному тексту).