Так обстоит дело с числом видов. Но ученые не боятся теперь ставить и более сложные вопросы. Например, они пробуют определить количество всех насекомых, населяющих нашу планету.
Не станем повторять ход их рассуждений и перебирать одно за другим звенья длинной цепи сложных расчетов, обратимся сразу к итогу.
Для средней полосы Западной Европы на один квадратный сантиметр суши приходится 5–10 насекомых. В субтропиках и тропиках, как известно, насекомых во много раз больше! Но будем придерживаться показаний, установленных для средней полосы. В этом случае общая численность насекомых на Земле приближается к миллиарду миллиардов.
Попробуем теперь сопоставить полученную величину с данными о количестве людей на Земле. Как полагают, число их скоро составит четыре миллиарда. В таком случае на одного человека приходится в среднем 250 миллионов всевозможных насекомых.
Впрочем, мнения ученых насчет количества видов насекомых и их численности все-таки расходятся, зато, пожалуй, все согласны, что подробнее и полнее других шестиногих изучен вид медоносных пчел — апис меллифера. Теперь они распространены на всех меридианах, почти на всех широтах, их содержат уже и за Полярным кругом, а кроме того, и на разных высотах над уровнем моря — в глубоких долинах и на высокогорных альпийских лугах всех пяти континентов.
Не удивительно, что этому виду собирателей меда, производителей воска, опылителей цветов посвящено непревзойденное количество работ. Когда-то древнегреческий философ и натуралист Аристотель написал о пчелах несколько страниц, а недавно Французская Академия наук издала о них огромное, составленное большим коллективом ученых разных стран, сочинение в пять толстенных томов. И, конечно, здесь тоже сообщается не все, а только самое важное из того, что разведали ученые о медоносной пчеле. Пчелам посвящены тысячи книг, сотни тысяч статей; свыше ста издаваемых в разных странах пчеловодных журналов ежегодно продолжают публиковать все новые и новые сообщения, наблюдения, соображения об естественной истории этого вида.
Впору думать, что о пчелах давно уже выяснено все, что возможно было узнать. Однако если не полениться составить хронологию самых важных открытий, проливающих свет на жизнь и нравы обитателей улья, то обнаружится, что частота, с какой совершаются открытия в этой области, не только не сокращается, но, наоборот, с каждым десятилетием возрастает.
Огромная литература исстари существует также о почти вездесущих мухах и зловредных комарах, о гнусе, который так сильно докучает людям, о почти всепожирающей саранче, которая столько забот доставляет обитателям многих стран, о разных вредителях леса… Здесь тоже, чем больше и лучше изучено насекомое, тем с каждым годом быстрее нарастает число новых вопросов, требующих разрешения.
Наездник эфиальтес поражает своим длинным яйцекладом личинку жука-дровосека, скрытую под корой дерева.
Предмет исследования всегда неисчерпаем, как тот волшебный колодец, о котором писал Фриш.
Правда, люди изучали до сих пор главным образом заведомо полезных для них насекомых — пчелу, шелкопряда, лакового червеца, наездников-паразитов (врагов наших врагов, вроде тех, которые упоминаются в очерке Фриша о моли). Но вся эта группа даже вместе взятых видов пока еще крайне немногочисленна. Значительно больше известно насекомых-вредителей, которых люди поневоле тоже изучают. Кроме них, энтомологи держат в поле зрения большинство наиболее заметных, самых броских форм, вроде великолепно расцвеченных бабочек орнитоптера, или, к примеру, обращающих на себя внимание необычным контуром крыла махаонов, или самых массивных жуков, на которых хитиновые мундиры сверкают как вороненая сталь… А уж насекомые, не входящие ни в одну из трех перечисленных групп, нередко только описаны. Эти, по сути дела, лишь зарегистрированы, их изучение еще не начато.
Бабочки махаоны.
Однако и наиподробнейше изученные и впервые зарегистрированные, только-только получившие научное название, составляют всего незначительную часть существующего мира насекомых. Это как бы надводная часть айсберга, а главная его масса еще скрыта от нашего взора.
И кто возьмется предсказать, что таят в себе эти легионы совершенно неизвестных форм, о существовании которых мы пока не столько знаем, сколько все еще лишь догадываемся?
Все это я говорю для того, чтоб рассеять широко распространенное заблуждение. Принято думать, будто в старых, давно определившихся областях знания труднее найти что-нибудь новое. А в действительности? Поговорите со специалистами, и вы услышите, что самые молодые, только еще оформляющиеся области знания, например учения о биологической информации, о самоуправляющихся и самосовершенствующихся системах, бионика и т. п., все непрерывно питаются фактами, наблюдениями, теориями, которыми их обильно снабжает вместе с другими биологическими науками также и почтенная по возрасту энтомология.
Мы только что рассказали, как из массы существующих на нашей планете насекомых отобрались виды, знание которых составило фундамент современной энтомологии. Действительно, в первую очередь изучены виды, от которых люди получают пользу, изучены виды, вредящие людям — разносчики болезней человека и животных, разнообразнейшие вредители растений в посевах и садах, домашних животных, продовольственных запасов на складах, древесины, или, наконец, такие вредители, у которых личинки живут в нефти, разлагая ее, или такие, у которых личинки буравят свинцовую оболочку кабеля, — не курьезные ли вкусы? Изучены самые крупные красавицы и уроды мира насекомых — гигантские бабочки и жуки, ярко расцвеченные мухи, богомолы-эмпузы…
Но вот сахарная чешуйница, о которой упоминает и Фриш.
Около 700 видов бескрылых — аптера, к числу которых относится и чешуйница, сгруппированы в четыре отряда: щетинохвостых, бессяжковых, ногохвостых и, наконец, двухвостых. Ни у кого из них нет полного превращения — метаморфоза, — и все поразительно похожи на личинок других, более сложных и совершенных групп насекомых. У этих других видов личинки, дозрев, окукливаются, а из куколки выходит, как правило, крылатая форма — имаго, вполне образованное, как говорили в прошлом, то есть закончившее развитие, насекомое. Бескрылые же будто застыли на личиночной ступени. Зато, даже став вполне взрослыми и закончив рост, они продолжают «менять рубашки» — претерпевают линьки, чего никогда не бывает с насекомыми более высокоразвитых видов, которые всю жизнь, до конца своих дней, проводят в том облачении, в каком появились на свет.
Современный немецкий исследователь сахарной чешуйницы Вальтер Фабер установил: личинка развивается в яйце сравнительно долго — от 30 до 40 дней, увеличиваясь в размерах и мало меняясь в строении; она растет около ста дней, а выросши окончательно, через каждые 30–40 дней линяет, причем не раз, не два, а 20–30 раз. Поэтому взрослая чешуйница может прожить — никогда этого не подумаешь, глядя на нее, — тысячу дней.
Еще об одном отличии аптера стоит сказать. У многих из них, кроме обычных для насекомого трех пар ножек, которые приводятся в движение скрытым в груди мышечным аппаратом, имеются еще и дополнительные «ложные ножки». На них опирается брюшко, и они облегчают передвижение всего тела.
Описывая виды, живущие на скалах и с поразительной легкостью бегающие по отвесным поверхностям (о таких «горцах» упоминает и Фриш), энтомологи отметили характерные красивые орнаменты из блестящих чешуек, покрывающих хрупкие тела этих насекомых. Однако, собирая бескрылых, сохранить орнамент невозможно — чешуйки, едва до них дотронутся, бесследно стираются, после чего энтомологу-систематику стократ труднее опознать трофей. Камподеа хрупкая называется один из видов, хотя все они чрезвычайно хрупки и, конечно, были бы подробнее изучены, не будь такими недотрогами. Ведь этих насекомых почти невозможно не повредить, даже если брать самой мягкой кисточкой из верблюжьего волоса. Видимо, надо придумать какой-то новый способ сбора и хранения, чтобы накопить достаточно особей из разных частей света и разных мест обитания. Тогда, может, обнаружатся среди бескрылых новые редкостные формы, вроде обладающих сложными глазами махилид — единственных пока среди аптера — или вроде япикс солифугус, которая, в отличие от своих сородичей, обитает в обществе уховерток и необъяснимым образом походит на них.