– Да я же совсем здоров, – бормочет мой старый друг. – Неужели с такой пустячной раной вечно лежать в постели?!
– By God, – отзывается Робертс. – А я разве болен?! Рана – царапина, а ты лежи здесь, подобно чурбану… M-eur Буссенар, позвольте мне встать!
– Терпение, терпение, друзья! Подождите, всему свое время. Не волнуйтесь; еще три дня, и тогда я спокойно отпущу вас на все четыре стороны.
– Три дня!! – жалобно вскрикивают оба. – Да мы умрем от скуки и безделья!
– Зачем, друзья, умирать… Э! Послать разве к вам сиделок? Ладно будет? Авось они утешат ваше нетерпение.
Мои больные при этих словах приходят в сильное замешательство, густой румянец набегает на их бледные щеки. Ворчание прекращается.
Я выхожу из своей «амбулатории» и в двадцати шагах от нее встречаю двух молодых девушек, которые с добрыми улыбками здороваются со мною.
Мисс Мэри при этом нежно жмет мне руку.
– А вы, мисс Кэлли, – говорю я красивой ирландке, – разве не подадите мне руки?
– Но, m-eur… – краснеет та.
– Ну, сознайтесь, что вы сами желаете этого.
– Я, m-eur?! Зачем?
– Не знаю, но, может быть, вы думаете, что я недостаточно скоро лечу одного больного… Вы понимаете? – проговорил я, смеясь.
Смущение девушек увеличилось.
– Ах, m-eur, если бы я смела…
– Так что бы вы сделали?
– Я попросила бы у мисс Мэри позволения развлечь немного этих господ.
– Не только охотно позволяю это, милая Кэлли, – вскричала та, – но и сама прошу m-eur Буссенара позволить нам посидеть около его больных!
– С удовольствием позволяю и разрешаю, мои милые барышни, – ответил я, – по моему мнению, ведь только вы и можете удержать их от глупостей.
Счастливые девушки сейчас же подсели к больным. Теперь я спокоен: мои предписания будут исполняться точно. А тем временем пора и мне самому отдохнуть. Я иду в повозку, где лежит мое оружие, беру там свой карабин с патронташем, потом отвязываю Мирадора и кричу Тому, который, поняв, что нужно, мигом собирается. По данному мною знаку к нам присоединяется еще Кроули, и мы втроем отправляемся на охоту, но вооруженные, кстати сказать, как на войну.
– Эй, господа, куда это вы удираете? – кричит сэр Рид, заметив наши сборы.
– Пострелять дичи, сэр.
– Из лагеря нельзя теперь отлучаться никому.
– Но, сэр, нас много.
– Нет и нет, как вы ни сердитесь. Вам нужно получить сначала разрешение у начальника экспедиции и взять четыре человека конвойных.
Мы наклоняем головы, как пойманные в шалости школьники. Том пробует уговорить старого скваттера.
– Господин, черные ушли… далеко… впереди.
– Глуп ты еще, Том, – прерывает его старик. – Черные далеко?! Да, может, они всего в сотне шагов отсюда?! Вы, господа, все стоите на своем намерении?
– Да, сэр.
– Эй, Фрэнсис, – обратился сэр Рид к канадцу, – возьмите с собою трех людей, вы будете сопровождать этих господ.
– С удовольствием, хозяин, – откликнулся бравый охотник.
Итак, мы уже всемером едем на охоту.
– M-eur, – говорит мне дорогою канадец, – я бесконечно счастлив, что могу говорить с вами по-французски! Мне кажется, точно я теперь в родном Квебеке.
– А вы разве любите Францию? – спросил я, протягивая свою руку, которая вся исчезла в широкой ладони охотника.
– Люблю ли я Францию? Да мы все в душе считаем себя французами.
– Ладно, мой милый соотечественник! Мы поболтаем тогда с вами, когда так.
Менее чем через час мы очутились в настоящем охотничьем рае. Со всех сторон раздавалось веселое щебетанье неисчислимых стай разноцветных птичек. По земле прыгали целые стада кенгуру штук в двести и более. На ветках порхали белые попугаи и какаду, оглушавшие нас своим пронзительным криком. Голубые журавли и дикие лисицы мелькали между ногами, а в волнах озера, к которому мы неожиданно вышли, плескались и играли пышные лебеди и пеликаны.
Ни Кроули, ни я никогда не видали ничего подобного. Мы сначала опешили от такого зрелища и не знали, на что прежде обратить свое внимание. Даже Мирадор стал в тупик перед таким обилием дичи: он вертится, бегает сломя голову между кустами, трясется. Умные глаза ищейки разгорелись. Дичь чуть не сама летит к нам.
– Тише, тише, Мирадор! – кричу я, заметив, что он вдруг заволновался. – Что ты там нашел?
Собака издает глухое ворчание и стремглав бросается вперед, беспрестанно обнюхивая следы какого-то животного.
– Ищи, ищи, Мирадор!
Я бегу следом за нею, держа палец на спуске курка, среди оглушительных криков летающих надо мною какаду.
Преследуемое животное забивается в самую чащу, путает следы, кружится – словом, так ловко увертывается, что я начинаю приходить в отчаяние.
– Пиль, моя собака! Пиль! – ору я во все горло.
Заинтересованные странною охотою, ко мне присоединяются товарищи. Мы вместе бросаемся по следам собаки. Преследуемое животное, величиною с добрую кошку, прыгает подобно жабе, делая чудовищные прыжки. Однако неутомимый Мирадор не отстает от него. Вдруг, на наших глазах, добыча испускает дикий крик, подобный карканью вороны, и тяжело взлетает на воздух при помощи пары крыльев, лишенных перьев. Мы раскрываем рот от удивления: зверь – и вдруг летает, точно птица! Между тем странное животное садится на верхушке одного дерева. Мы стреляем, но безуспешно. Наши ружья заряжены дробью, а последняя не может пробить толстой шкуры. Дробь живо заменяется пулями. Мы осторожно подкрадываемся к стволу дерева, на котором сидит животное, свесив свой хвост. Но четвероногая птица не ждет нас. Едва мы успели сделать два шага, как она тяжело взмахнула своими крыльями и отлетела на семьдесят сажен от нас. Однако, видимо, и ею овладела усталость. Полет ее сделался медленнее, взмахи крыльев слабее, голос уже не так резок. Она опускается на первую попавшуюся ветку.
Теперь она не уйдет от нас… Раздается выстрел, и животное, настигнутое меткой пулей канадца, с шумом падает на землю.
– Какое удивительное четвероногое! – вскричал Кроули. – Посмотрите! Летает, как птица, и пользуется своим хвостом как рулем! Стойте! Да у него прибрюшная сумка с двумя сосунцами!.. Нуте-с, господин ученый, как назовете вы эту дичину?
Я довольно смущенно пожал плечами.
– Некоторые авторы дают ему, если не ошибаюсь, имя галеопитека, летающей кошки или шестокрыла.
– Господа, – вмешался Фрэнсис, – я видел это животное на востоке, около берегов реки Мэкензи, близ Спригтона. Колонисты зовут его flying fox (летающая лисица); только оно было на треть меньше.
– Действительно, наше очень велико.
– Друзья, – сказал тогда без околичностей Кроули, – естественная история – вещь хорошая, а охота – благородное занятие. Но скажите мне, зачем мы изучаем первую и занимаемся второю?
– Зачем?! Для знания, из удовольствия и для…
– Увы, простите меня, но я менее платоничен… Наука, по мне, служит для разделения пород на хорошие и плохие, а охота – гигиеническое средство для возбуждения аппетита.
Мы единодушно расхохотались при такой логике.
– Милый мой, вы первейший софист на континенте. Подобно древним, вы поднимаете парадокс на высоту философского учения.
– Что ж делать, – с комическим видом промолвил Кроули. – Мои парадоксы – парадоксы голодного человека, мои софизмы – софизмы человека, любящего покушать. Я голоден, – вот и все.
– Так покушаем!
– Браво, а где и когда?
– Здесь и сейчас. Вот вам ручей с водою, вот попугаи, которых в одну минуту можно состряпать превосходное жаркое, наконец, вот вам и зеленый ковер для стола.
Сказано – сделано. Мигом запылал костер, и через четверть часа наши челюсти работали над вкусным блюдом. Чистая вода отлично заменила вино. Обед закончился превосходною сигарой. Забыв всякую осторожность, мы с Кроули беспечно развалились на траве и занялись сигарами. В противоположность нам, Фрэнсис кушал, как настоящий охотник, не выпуская оружия из рук и ни на минуту не забывая оглядываться взад и вперед.