— Ага, храбрецы! — гордо восклицает меткий стрелок, перезаряжая карабин. — Пока вы только удивлены. Но это не все. Не утихомиритесь — можно будет избрать и другую цель.
— У меня есть идея, — заявляет, в свою очередь, майор. — А что, если дать залп по группе молодых деревьев?
— Прекрасно! — хором одобрили это предложение братья и их дядя.
— Тогда к делу! Присмотреться и каждому выбрать цель, — командует Сириль. — Стреляйте, как на деревенском празднике, когда каждый мечтает попасть в фаянсовую тарелочку.
Раздается дюжина выстрелов, и деревца валятся в разные стороны, словно подкошенные. В мгновение ока чернокожее войско подскакивает, как на пружинах, и скрывается из виду.
— Занятная манера убегать, а, Френсис? — обращаюсь к канадцу. — Хотелось бы знать, что у дикарей сейчас на уме?
— Хм! Боюсь, вскоре они опять пойдут в наступление, — озабоченно отвечает тот.
Проходит полчаса.
— А, что я вам говорил! — восклицает Френсис. — Поглядите! Видите, ползут по траве, словно пиявки? Бог мой! Да они, кажется, хитрее, чем я полагал. Вот-вот, месье, видите там, справа, возле огромного папоротника, несколько невысоких пальм? Их только что не было. Это известный прием.
Подносим к глазам бинокли и наблюдаем довольно любопытные маневры, которые неприятель выполняет нарочито медленно. Да, Френсис не ошибся. В лесу, состоящем лишь из больших деревьев, как по волшебству появились многочисленные кусты. Двигаясь почти незаметно, они образуют полукруг, в центре которого — мы. Конечно, это новый источник опасностей, но вместе с тем и поразительное, волнующее зрелище.
— Не считаете ли вы, дорогой друг, — говорит майор сэру Риду с озабоченным видом, — что следовало бы немедленно пустить пули в каждый из странствующих кустов и изгнать спрятавшихся за ними негодяев?
— Полагаю, надо попробовать послать парламентеров.
— Не слишком ли рискованно?
— Пока нет. Пусть три человека в сопровождении Тома, не торопясь, благоразумно пойдут навстречу дикарям. Том попробует обратиться к ним, когда окажется в пределах слышимости. Здешние диалекты не так уж сильно отличаются один от другого, и, я надеюсь, его поймут.
— Но если все-таки на парламентеров нападут?
— А мы на что? Прикроем. Наготове пулемет. Не сбрасывайте со счетов и револьверы наших добровольцев.
— У вас на все есть рецепт, дорогой друг.
Без промедления трое мужчин в кожаных жилетах рыжеватого цвета направляются в сторону противника вместе с Томом, на котором, как всегда, красная рубашка.
Около тридцати чернокожих спокойно садятся на землю, втыкая рядом копья. Четверка наших идет к ним, не упуская из виду кусты, медленное движение которых внезапно прекращается. Проходит пять долгих минут, но — поразительное дело! — расстояние, отделяющее парламентеров от аборигенов, не уменьшается ни на метр. Кажется, туземцы не обращают никакого внимания на белых: одни сидят к ним спиной, другие лицом или боком. И в нашем лагере это вызывает не меньшее удивление, чем то, которое испытал неприятель при виде падающих деревьев.
Дикость какая-то! Поселенцы продолжают идти, однако расстояние между ними и врагами остается абсолютно неизменным. И наконец до нас доходит: аборигены располагаются не на прежних местах — сейчас они позади покалеченных деревьев, тогда как только что были шагах в шестидесяти впереди. Мы не суеверны и не верим в колдовство, а потому вновь всматриваемся в бинокли и сразу понимаем, в чем дело. С обезьяньей силой и ловкостью, опираясь на кулаки, аборигены незаметно приподнимаются и медленно, плавно чуть-чуть передвигаются, сохраняя без изменения первоначальное положение тела.
Иллюзия неподвижности усиливается еще и тем, что копья, вроде бы воткнутые в землю, передвигаются вместе с их хозяевами. Потрясающая хитрость состоит в том, что каждый из них предельно напрягает мускулы и держит древко между пальцами ног, сохраняя его вертикальное положение.
— Они заманивают парламентеров в ловушку; всех нужно немедленно вернуть! — кричит скваттер и пронзительно свистит в свисток.
Как только привыкшие к этому сигналу охотники останавливаются, мы, замирая от удивления, видим, как позади них поднимается, наверное, двадцать огромных листьев, и под каждым — согнулся чернокожий, раскрашенный в цвет войны. Хитрость дикарей раскрыта.
Поселенцы ошеломлены, словно наступили на клубок змей. Их удивление настолько велико, что стрелять в аборигенов, удирающих с быстротой оленей, никому и в голову не приходит.
Но какая, однако, ловкость понадобилась туземцам, чтобы стать невидимыми даже в превосходные бинокли! Они обманули и зоркий глаз поселенцев, отлично ориентирующихся в лесах.
Легион черных демонов исчез. Наши возвращаются, обескураженные, но все же счастливые, что избежали страшной участи.
Итак, поскольку примириться не удалось, будем применять силу.
Наступает ночь, усиливающая неведомые опасности. Никто не в силах предугадать, что скрывается за плотной завесой тьмы. За каждым деревом, каждым кустом может таиться засада. Все словно сговорилось против нас… Прежде всего надо разжечь костры, чтобы хоть что-то видеть. Но их пламя становится как бы сигналом: со всех сторон вспыхивают сотни огней, освещая огромное пространство. Раздается хорошо знакомый клич, которым дикари сзывают своих соплеменников.
В нашем лагере, мрачном и молчаливом, все удваивают бдительность, пытаясь разглядеть туземцев, расположившихся невдалеке. Немеют руки, сжимающие оружие. Каждый обратился в слух, но ни один крик противника не нарушает тишины. Эта тишина еще более тревожна, чем галдеж, поднимаемый обычно австралийцами перед атакой.
Мой пес в страхе жмется к ногам и заунывно воет уже несколько минут. И неспроста.
Его жалобное завывание внезапно перекрывают оглушительные вопли. Целая армия аборигенов как поток врывается в лагерь, и, прежде чем мы успеваем что-либо предпринять, нас хватают и связывают безжалостные руки. Неожиданность нападения и огромное число врагов не дают возможности сопротивляться.
Прежнее молчание и затаенность чернокожих сменяются шумными возгласами и бесконечными прыжками.
Кооо-мооо-хооо-эээ! Сигнал к сбору звучит непрерывно, призывая воинов прибыть, чтобы отпраздновать поражение белых. Некоторые дикари бросаются во тьму и приносят охапки смолистых веток, которые вспыхивают, освещая трагическую сцену: скрутив путами из волокон формиума, нас положили, как дрова, вокруг лодки. По крайней мере, две сотни аборигенов пляшут и поют, едят продукты, что нам так дорого достались. Число вояк растет непрерывно. Но вновь прибывающие выглядят гораздо менее свирепыми, и слабая надежда зарождается в наших сердцах. Мы пришли сюда не как враги, и, быть может, удастся объяснить, что экспедиция носит сугубо мирный характер и преследует единственную цель — найти племя нга-ко-тко.
Рассматривание предметов, находящихся в лодке, сопровождается радостными возгласами этих неискушенных детей природы.
Один из них, видимо главный, держит в руках приоткрытый чемодан и, напоминая любопытную обезьяну, перебирает его содержимое, разбрасывая во все стороны обнаруженные вещи. Вот он с особой заинтересованностью вытаскивает маленькую серую бумажную коробку, медленно раскрывает ее, вынимает предмет, который я не могу издалека рассмотреть, и словно впадает в прострацию.
Я вдруг вспоминаю о так и не вскрытом мной послании доктора Стивенсона.
Из груди дикаря, простертого на земле в позе величайшего смирения, вырывается пронзительный гортанный звук, пляски и пение прекращаются как по мановению волшебной палочки, и все племя собирается у лодки. На лицах выражение, близкое к страху.