Сириль и Робартс, спешившись, сражаются в нескольких шагах от нас. Геркулесова сила моего товарища удесятеряется от безумной ярости. Он размахивает своим тяжелым карабином как палицей и наносит глухие удары по головам и телам противников.
Сознание опасности вернуло Робартсу обычное хладнокровие. Он точен как на дуэли: стреляя из револьвера, каждый раз попадает в цель. Когда же барабан опустел, бросает револьвер в голову врага и, оставшись без оружия, хватает топор, подвешенный к ленчику седла, чтобы с новой силой продолжать бой.
Никто из нас не жалеет себя в сражении с вопящей оравой, наступающей со всех сторон. Мы, четверо, все еще сидим верхом. Лошади прыгают, как крылатые кони, и стряхивают копья, впившиеся в бока. Беспрерывно приходится подымать их на дыбы, чтобы расчистить пространство вокруг, куда все время лезут враги.
Я вскрикиваю, у Робартса сломалась рукоять топора, и храбрый лейтенант по инерции падает лицом вниз. Кучка негодяев устремляется к нему, но этот джентльмен тут же вскакивает и разбрасывает противников.
— Тысяча чертей! — возмущается Сириль. — Конца паразитам нет.
Два или три удара, нанесенных им с сокрушительной силой, заставляют самых назойливых дикарей отступить, но, к несчастью, оружие моего товарища тоже ломается. Таких гигантов, как Сириль и Робартс, надо было бы вооружить стволами деревьев, ибо их руки разрушают все, к чему ни прикоснутся. Один из поселенцев, видя опасность, угрожающую Сирилю, заставляет лошадь брыкаться и отбрасывать аборигенов. Через образовавшийся проход два атлета присоединяются к своим.
На секунду можно перевести дух. Однако наша малочисленность придает смелости врагам. К тому же они наверняка еще не ели: куски жарящегося мяса наших чистопородных лошадей пригорают на тлеющих угольях. Дикари, по-видимому, берегли пленных на закуску. Но мы еще посмотрим, не пропадет ли у них аппетит.
Перезаряжаем оружие. Все более или менее здравы и невредимы, не считая легких ранений, болезненных, но не опасных.
Наступившее затишье держится недолго. Массы нападающих снова пришли в движение. Трещат выстрелы, но они не останавливают людоедов, которые с копьями и бумерангами бросаются на нас, яростно крича. Делаем все возможное, чтобы защититься.
Догорают последние деревья. Пожар не распространяется дальше. Сражаемся при свете едва тлеющих углей. Мои товарищи, к счастью, еще остаются никталопами. Удары противника становятся менее точными, тогда как наши обладают устрашающей меткостью.
И все-таки будущее ужасно, мы окружены, устали, пот льется градом, многие истекают кровью от ранений, правда, не тяжелых, но многочисленных, смерть не страшит нас, но тошно от перспективы быть зарезанными, как скот на бойне, и похороненными в желудках негодяев. Если бы только рядом не было женщин!.. Может, тогда удалась бы отчаянная попытка вырваться из этого осиного гнезда, вскочив по двое на каждую из оставшихся лошадей, раненных, но все еще сильных. Но нечего и думать о такой отчаянной авантюре. Девушек мы намерены защищать до самой смерти. Но что станет потом? Когда все погибнем? Каждый думает об этом с содроганием.
Мой бедный Сириль в отчаянии. Между двумя выстрелами он украдкой бросает на Келли выразительные взгляды. Девушка одаривает его печальной улыбкой. Она видит в этом добром большом ребенке защитника и настоящего друга, единственное стремление которого любить и быть верным своему чувству.
— Наверное, мне надо убить ее сейчас, чтобы избавить от мук, — шепчет он мне и прерывает фразу выстрелом в каннибала. — Послушай, брат, я хочу сказать, что очень люблю ее… и она тоже… Я хотел бы поцеловать ее перед смертью… Уже недолго осталось… Мы пропали…
Робартс… Храбрый офицер устремляет на мисс Мери взор, полный любви, побуждающий ее, несмотря на весь ужас происходящего, спрятать зарумянившееся лицо на груди у подруги…
Услышав шорох, поворачиваюсь. Рука аборигена тянется к девушкам. С быстротой молнии один из поселенцев отрубает ее ударом тесака.
Мисс Мери теряет сознание.