Собственно, единственным выходом как раз было «выпустить из рук», да только не во власти Эрика — разве что он сковал бы всех наручниками. Тогда-то я со всей четкостью и поняла, что за неимением иного объекта линчевания Эрик обрушится на меня.
В ближайшую субботу мой муж дежурил по пансиону, и мы, как всегда, играли у него в кабинете в карты с мальчишками. Кое-кто из них участвовал в ночной эротической вылазке на крыше, но я закрыла на этот факт глаза. Мы развлекались на славу, и вечер ничем не отличался от любого другого субботнего, пока на пороге, в одинаковых халатах, не объявились Эрик с Хельгой.
— Все вон! — взвизгнул Эрик, врываясь в кабинет. — По постелям!
Мальчишек как ветром сдуло.
— Нушно покофорить! — рявкнула Хельга и потащила меня за собой в медпункт. — Малшики ис-са фас сепя исфотят ф постельях. Этто просто неприлишно. Я фидела, как фы трокали фолосы Питера, — сказала она, намекая на мою дружбу с одним из старшеклассников. — Он ф фас флюплен, фы расфе не фитите, клюпая тефчонка?! Они фсе флюпбены, фсе как отин! Мне на фас смотреть протифно.
Пока я сносила нападки Хельги, Эрик инструктировал Учителя относительно новых правил пансиона. Они с Хельгой постановили, что ради приличия и здоровья школьников мне отныне закрыт доступ в определенные помещения «Соун-Хаус». Начиная с этого вечера мне запрещено посещать бассейн и спортзал. Носить на территории пансиона купальник в любое время, кроме каникул, и загорать на крыше — запрещено. Появляться на этаже старшеклассников и заходить к ним в спальни, «независимо от причин», — запрещено. Ходить по «Соун-Хаус» босиком — запрещено. Кондитерскую немедленно закрыть. Пользоваться школьной столовой исключительно по воскресеньям (видимо, в связи с тем, что я буду одета для церковной службы, а у мальчиков мозги просветлеют от встречи с Господом).
— Да они весь пансион запретной зоной объявили. Что ж мне-то остается? — пожаловалась я мужу уже перед сном, прильнув к нему в постели.
— Мой кабинет. Наша квартира.
— И все?
— Похоже на то. Но мы ведь здесь не на всю жизнь… Ну а пока гляди в оба, — ответил он, целуя меня в макушку.
Мне так хотелось услышать от Учителя слова поддержки. А это «гляди в оба» лишь родило чувство вины. Невозмутимое согласие моего мужа с новыми правилами Эрика превратило меня в парию эффективнее, чем сами правила.
Дорогая мамочка,
Пожалуйста, прости за долгое молчание. Как правило, стоит мне взяться за письмо — тут же прилетает кто-нибудь из ребят. Сегодня этого не случилось впервые за пять недель — только потому, что начались каникулы. Мальчишки разъехались по домам, и я, конечно, уже скучаю без них.
Вчера вечером присоединилась к К. во время прощального обхода, бросив вызов Эрику с его запретами. Ребята были в кроватях, засыпали себе тихонько. Один из наших индийцев напевал молитвы перед изображением индийского бога Ганеша. Уму непостижимо, что этот же парнишка был среди тех, кто заглядывал к нам в спальню. В спальне младших кто-то сказал: «Трабшо хочет поцелуйчик на ночь, мисс!» Этого Трабшо, беднягу, совсем заклевали; уверена, потому у него и постель каждое утро мокрая. А я взяла и поцеловала самого крикуна. Он язык и прикусил.
К. совершенно измотан, но на каникулах каждый день тренирует теннисистов, чтобы подкопить немного денег. Говорит, хочет уволиться из пансиона — чем раньше, тем лучше.
Завтра снова на работу, а там одно и то же. Нудная и утомительная рутина.
Я очень скучаю по тебе и моей дорогой сестричке. Как она там? Сто лет от нее ничего не слышала.
Целую.
На следующей неделе я получила письмо от сестры с известием о том, что она ушла от своего заклинателя змей и подала на развод.
Выходит, браки заключаются не навечно.
3. Юрист
Вопреки представлениям, которые мне внушали с детства, брак оказался далеко не нирваной. Не так уж долго мы прожили вместе, а я уже стала для мужа скорее любимым учеником, чем юной женой. Эрик и Хельга видели во мне порочную искусительницу, проникшую внутрь Крепости Гормонов, зато мой собственный муж будто ослеп. Я мечтала о свободе и дальних странах, но при двух неделях оплачиваемого отпуска далеко не уедешь.
Пока Учитель разбирал книги, я у него за спиной изучала календарь, забитый спортивными мероприятиями и всевозможными отчетами. Я все их знала наизусть: крикетные схватки, водные битвы, дружеские встречи, финальные — в конце семестров. Жизнь моего мужа была расписана, его положение в пансионе и его цели стабильны, однако меня, как лишенную прав «госпожу учительшу», такое положение дел не устраивало.