Я тоже такой наклонности у себя не замечала. Да мне и в голову никогда не приходило, чтобы Боб или Дик или еще кто-нибудь брал меня в задницу! Стыд какой! Правда, это очень, как бы выразиться, пикантно, что ли, конечно в этом есть что-то. Какая-то острота. Но мне кажется, что я не испытывала бы наслаждение при этом. Даже не знаю... Но, во всяком случае, очень удивилась, узнав, что ты с Джоном делала и делаеш это... и при этом с "терпким наслаждением", как ты пишешь. Как это?
Милая Кэт, я прямо не знаю что и сказать... Но ты пиши. И как всегда с деталями. Как ты лежала при этом. На спине, на животе или на боку. Или еще как. Пиши ничего не опуская.
Все может быть и со мной, как и кто может знать... Вот Дик, например , любит лизать до безумия мои голые ягодицы, засунув руки в мои трусики. Может это тоже прилюдия. К тому же что и у тебя... Помнишь, ты мне говорила, что Джон любил возиться с твоими ягодицами уже на второй день знакомства с тобой. Теперь я буду внимательнее присматриваться к ласкам Дика, да и у Боба, когда он приедет.
Кстати, Боб обещал скоро навестить меня, спрашивал, не передумала ли я стать его женой. Он ведет переговоры с моими родителями о свадьбе. Скорей бы уж!
Дик меня уже упрашивал... Понимаешь. Но конечно не так, как тебя Джон... Уже два раза я ему сделала пальцы мокрыми... Один раз стоя под деревом, а другой раз прямо у нас в коридоре, в одном его темном углу... И кажется было слаже чем у Элли...
Представь себе, Дик совсем мальчик, но если бы ты знала, какой он страстный и развитый в этом отношении! Прямо удивительно! И какой-то очень нежный! И настойчивый! Прямо до упрямства. И он очень много знает и понимает. Правда, об этом мы с ним никогда не разговариваем, а всегда возимся молча.
Первый раз, когда мы с ним стояли в моем укромном уголке в саду, он долго целовал меня и, крепко удерживая мою руку своей, водил мою руку спереди своих брюк... Понимашь. Я прямо не знала, что делать... Я отдергивала, конечно свою руку, но он такой настойчивый! Такой упрямый! И кажется сильней меня. В конце концов, я сделала вид, что я совсем забыла о своей руке и занялась его губами... Но... Но, как бы тебе Кэт, это рассказать... Не отрывая своих губ от моих, Дик взял мою руку за запястье и медленно начал водить возле своего живота... И вдруг!.. Я почувствовала рукой, что он у него совсем голый! Он уже успел вытащить его из своих брюк! Но руку я уже не отдернула, хотя и не делала ею никаках двмжений. Он сам водил мою безвольную руку вокруг своего...
В это время я уже была совершенно мокрая там и почти не отталкивала Дика, когда он, прижал меня спиной к дереву и понемногу приподняв мне платье, принялся делать движения такие, как при совокуплении. Понимаешь. Я стояла, раздвинув ноги и даже слегка выдвинув свой живот. Конечно, через свои тонкие трусики, я очень хорошо чувствовала его член. Было очень хорошо, но я не кончила. А он, да... Мне на ногу. А уже после этого я дала ему залезть рукой мне в трусики и почти сразу кончила ему в руку... Не знаю, но может быть у меня с ним произойдет что-нибуть большее...
Об этом я еще напишу тебе. Элли знает о наших с Диком приятельских отношениях, (но конечно, ничего о половых) и одобряет их.
Вот пока все. Пиши и ты все.
Посылаю тебе записки того же Анри Ландаля, которые я уже почти все не отрываясь прочитала и переписала для тебя. Потрясающе интересно! Напиши свои впечатления!
Твоя Мэг.
ПЕСНЯ СКЕЛЕТА.
(Записки Анри Ландаля)
Злой рок? Роковая судьба? Моя ошибка? Случайность?... Не знаю. Надо разобраться. Запишу и продумаю все по-порядку.
Итак, в чем же суть?
Песня скелета!
Да, где-то в ней заключена вся трагедия! Но все по-порядку...
Итак, после драмы в таинственном особняке в марселе прошло уже больше месяца. И почти две недели, как я в Токио, куда вели и влекли меня нити моего дела.
Время это, как-будто не прошло даром и мне удалось кое-что нащупать. Да, безусловно, нити вели в эту "контору". Если бы розыски пришлось начинать сызноиа, я все равно не миновал этой подозрительной, и не менее таинственной чем особняк в Марселе, "конторы.
На одной из тихих улиц Токио, неподалеку от центра, стоит на вид ничем не привлекательный, четырехэтажный дом европейского типа постройки. Надписи на японском и английском языках гласят, что здесь помещается "Контора по вербовке рабочих в страны Южной Америки".
Иногда около дома и в самом доме царит небыкновенное оживление подъезжают автомобили, рикши, толпятся группы мужчин и женщин, многочисленные носильщики и курьеры снуют взад и вперед.
Иногда же дом как бы вымирает и по целым неделям, как утверждают, никто не тревожит солидного, огромного роста швейцара - японца с вежливой улыбкой объясняющего, что "контора" временно не работает.
- Тяжелые времена, - вздыхает он, - никто не хочет ехать за океан.
Владельца "конторы" никто и никогда не видел. Среди же населения проскальзывали не совсем приятные слухи. Говорили, что немало людей исчезало в этом доме, так никуда и не приехав после вербовки. Многие политические руководители, лидеры прогрессивных направлений и течений приглашались в "контору", а затем бесследно исчезали. Особенно настойчивым в их розысках показывали договоры, скрепленные их подписями, с указанием даже названия какой-либо Южно-Американской страны, но и только. Люди же исчезали бесследно.
Полиция пыталась было сунуть туда нос, но кроме нескольких служащих, в прошлом уголовников и бандитов, ничего подозрительного не нашла. А потом чья-то влиятельная рука отбила всякую охоту полиции за этим домом и последняя, казалось, утратила всякий интерес к нему.
Но кое-кто все-таки интересовался этой "конторой". И первым среди них, по-видимому, был я. Но действовал я как-будто весьма осторожно. Путем всевозможных ухищрений мне удалось установить контакт с одним из служащих "регистратуры" этой "конторы".
И вот 13 апреля... 13-го?... Безусловно совпадение! И ничего больше!
В тот вечер, 13 апреля, должна была состоятся моя встреча с этим служащим таинственной "конторы" в одном из предложенных им кафе. Последнее, на мой взгляд, ничем не отличалось от десятков подобных заведений, привлекавших посетителей небольшим оркестром, дивертисментом, набором пошлых эстрадных номеров и обязательно стриптизом.
Вдвоем со своей спутницей мы заняли расположенный недалеко от эстрады столик, полускрытый деревянными панно с вырезанными на нем драконами и удобно свисавшей портьерой.
Не без удовольствия подметил я восхищенные взгляды мужчин, с интересом рассматривавших мою спутницу при нашем проходе через зал и пытавшихся бросить на нее довольно откровенные и оценивающие взгляды и тогда, когда мы уселись за столик
На ней было ярко-красное платье с глубоким вырезом на груди. Платье едва-едва прикрывало соски ее маленьких, но упругих, изящных грудок. Черную меховую накидку она небрежно набросила на спинку соседнего стула.
К нам подбежал маленький юркий японец в белоснежном полотняном костюме и с угодливой улыбкой стал выжидать.
Посоветовавшись со мной моя спутница заказала коктейль и фрукты. Услыхав от моей "европеянки" чистейшую японскую речь, японец склонился чуть ли не до земли и мгновенно исчез.
Кажется, в эту минуту я заметил легкое колебание портьеры, отделявшей наш столик от центральной части зала. Мне даже показалось, что кто-то подошел к ней с той стороны. Особого внимания, однако, я на это не обратил. Моя ошибка? Может быть...
Между мной и моей спутницей... Даже здесь, в своих абсолютно секретных записках я не буду называть ее имени. Все может быть! Да и вообще записки... Нет! Без них мне не обойтись!
Так, между нами вновь завязался оживленный разговор, изредка прерываемый приходом официанта-японца.
Она вновь выразила сомнение в приходе "его" на свидание со мной. Я успокоил ее, сказав, что помимо уже известных ей компроментирующих "его" материалов я успел добыть еще новые, касающиеся уголовных дел "этого типа".
Высказав опасения о возможности какой-либо западни под видом свидания, она спросила имя "этого типа".
Я сказал, но тот час вспомнил свое недавнее сомнение, и новь твердо спросил ее, знает ли она "его".
И вновь она стала отрицать. И я верил и не верил ей. И от своего же бессилия разгадать ее, зверел.
Когда она сказала, что нашу связь можно если не разорвать, то "разрезать", я не выдержал и, совсем не помня себя и не понимая ее слов, залепил ей пощечину и обругал ее. А через пол минуты я был, как обычно, вознагражден страстным поцелуем.
В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинку коктейль, принялись наблюдать за сценой.
В этом месте Хаяси прервал чтение письма и взглянул на машинистку.