Гоц впоследствии по секрету передал Коноплевой этот разговор. Тогда ему показалось, что Лидия Васильевна осталась недовольна. Абрам Рафаилович не ошибся. С некоторых пор Коноплева стала щепетильной, точнее — после знакомства и дружбы с Борисом Николаевичем Рабиновичем. Поначалу она относилась к нему, как и к прочим товарищам по организации, но постепенно он стал занимать ее воображение все больше и больше.
Особоуполномоченный ЦК ПСР Е.Н.Рабинович, прямо скажем, начинал свою работу в Петрограде с большой неохотой. В столичном городе, не то что в провинциальной Пензе, откуда он приехал, по вызову своего шурина А.Р.Гоца. На каждом шагу — яма. У каждой стены — лестница. Каждый встречный — загадка. Ошибаться нельзя. Цена ошибки — голова. И потому Борис Николаевич старался быть предельно внимательным и осторожным в знакомствах и встречах, даже с членами ПСР. Исключение составляли два человека, — Гоц и Коноплева. С Абрамом вместе учились, вместе росли. Не один пуд соли съели. Все рассчитано на много ходов вперед. Как в шахматах. С Лидией Васильевной — другой ракурс. Другая раскладка. Над разумом витали личные симпатии. В ее обществе — не закиснешь. Порывиста. До предела обнажена в мыслях народовольческая душа, восторженная и романтическая. Народовластию предана фанатично. В Пензе он таких не встречал. И к нему привязалась. Кажется, искренне. Явно выделяет его среди других. Приглашает запросто на квартиру. Музицирует. Поет. И не плохо. Без фальши. Талант. Ей бы в актрисы податься, а она — в террористы. И в организаторских способностях не откажешь. За что ни возьмется — доводит до конца. Побольше бы ей удачи, как всей партии эсеров. Попутного ветра. Алых парусов. А то ведь с тех пор, как из эмиграции вернулся Ленин — сплошные катаклизмы. Провал за провалом. Катится партия вниз, со ступеньки на ступеньку. ЦК ПСР лихорадит. Один Сунгин чего стоил. Такую промашку дал Веденяпин. Помог Сунгину войти в "кольцо избранных", а тот категорически выступил против применения террора в борьбе с большевиками. Поднял в ЦК ПСР бунт. Пришлось в борьбу включаться Чернову. Не хотел Виктор Михайлович высвечиваться, а пришлось. Нельзя было выпускать из рук ЦК ПСР террор — сильнейшее оружие эсеров. Уступить Сунгину — значило создать прецедент для других. А таких в партии появляется все больше и больше. Некоторые расхрабрились до того, что предлагают сотрудничать с Советами против русской и иностранной реакции.
Коноплева ждала прихода Рабиновича с особым нетерпением. Наконец-то она решилась на индивидуальный террор против Ленина. Долго колебалась. Думала. И вот перешла рубикон. Расскажет обо всем Борису Николаевичу, а тот передаст Гоцу. Соратник Азефа знал толк в терроре. Принимал участие не в одном покушении. Прошел савинковскую школу. Пожимал дружески руки Каляева и Созонова. Собственно, она не очень обременит заботами Абрама Рафаиловича. Нужен всего один-два помощника. Для налаживания слежки. Особенно за выездами Ленина из Смольного. Гоц говорил, что он ездит без охраны. Но редко садится в автомобиль один. Всегда кого-нибудь и куда-нибудь подвозит. Приглашает с собой на митинги иностранных товарищей. И на заводах или в казармах — в окружении рабочих и солдат. Ни гранату, ни бомбу бросать нельзя. Применять можно только револьвер или браунинг…
После подписания Брестского мира поборники "народовластия" — правые эсеры — призывали рабочих и крестьян аннулировать Брестский мир, возобновить войну с Германией, ликвидировать Совнарком и возродить Учредительное собрание во главе с В.М.Черновым.
— Главным препятствием для осуществления этих задач, — вещал член ЦК ПСР М.Я.Гендельман, — является Советская власть. Поэтому ее ликвидация составляет очередную и неотложную задачу всей демократии.
Активную подрывную работу проводили правые эсеры в деревне. Они использовали продовольственные затруднения в стране. Поддерживали кулаков, провоцировали их на антисоветские мятежи. Выступали против монополии на торговлю хлебом. Организовывали нападение на продотряды. В городах подбивали рабочих на забастовки, внушали им, что большевики не способны победить голод.
В те же дни В.И.Ленин писал: "Меньшевики и правые эсеры ведут себя у нас, как наиболее подвижные, иногда даже как наиболее наглые деятели контрреволюции, ведя против Советской власти борьбу гораздо более резко, чем они позволяли себе вести против реакционных и помещичьих правительств".