Но повстанцы почуяли запах победы. У них появился энтузиазм.
Башни и лестницы двинулись вперёд. Они шли тяжело и неуклюже, по нескольку ярдов в минуту. Одна башня завалилась, упав на плохо утрамбованный грунт, которым засыпали дальний ров. Она раздавила лестницу и несколько десятков человек. Остальные сооружения приближались. Охрана нацелила на них самые тяжёлые орудия, которые начали метать зажигательные снаряды.
Вспыхнула одна башня, затем другая. Тяжёлая лестница на колёсах остановилась, объятая пламенем. Но все остальные непрерывно катились вперёд, достигнув уже второго рва.
Лёгкие баллисты тоже перенесли на них свой яростный огонь, накрыв тысячи людей, которые волокли эти сооружения.
Ближний ров повстанцы тоже продолжали зарывать и утрамбовывать, погибая под стрелами наших лучников. Я не мог не восхищаться ими. Это был очень храбрый противник.
Звезда повстанцев восходила. Они преодолели недавнюю слабость и стали свирепы, как прежде. Жалкие остатки наших отрядов нижнего уровня охватило смятение. Люди Ночной Ящерицы, рассеянные вдоль стены, чтобы предотвращать бегство наших солдат, теперь сражались с повстанцами, которые карабкались на стену. В одном месте противнику удалось вытащить из неё несколько брёвен. Они пытались соорудить проход на первую террасу.
День клонился к вечеру, но у повстанцев ещё было несколько светлых часов. Меня начало потряхивать.
Одноглазый, которого я не видел с тех пор, как всё это началось, опять оказался рядом.
— Весть из Башни, — сказал он. — Прошлой ночью они потеряли шестерых из Круга. Значит, их там осталось где-то только восемь. Вероятно, из тех, кто был в Круге, когда мы впервые пришли на север, уже никого не осталось.
— Не удивительно, что они начали так вяло.
Он смотрел вниз, на сражение.
— Ничего хорошего, да?
— Не то слово.
— Наверное, поэтому Она и собралась выйти.
Я повернулся к нему.
— Да. Она идёт, — добавил Одноглазый. — Собственной персоной.
Холодно. Так холодно, так холодно. Не знаю почему. Я услышал крик Капитана. Лейтенант, Леденец, Элмо, Ворон и бог знает кто ещё вопили нам, чтобы мы заняли свои места. Время, когда можно было держаться за задницу, кончилось. Я побежал к своему госпиталю, который представлял из себя несколько палаток, поставленных с тыльной стороны пирамиды. К сожалению, он оказался с подветренной стороны от отхожего места.
— Проверка, — сказал я Одноглазому. — Посмотри, чтобы всё было готово.
Леди выехала верхом, показавшись у лестницы, которая поднимается на пирамиду почти от самого выхода из Башни. Она ехала на лошади специально выведенной породы. Горячая по нраву лошадь была к тому же огромных размеров. Её лоснящиеся бока наводили на мысль о художниках, в чьём представлении такая лошадь — само совершенство. Одеяние Леди было изысканно — красная и золотая парча, белые шарфы, золотые и серебряные украшения и несколько чёрных деталей. Она была похожа на богатую даму, которую можно встретить в Опале. Её волосы были чернее ночи. Длинными локонами они спадали из-под изящной, украшенной кружевами и белыми страусиными перьями треугольной шляпы. Леди выглядела самое большее на двадцать лет. Там, где она проезжала, её окружала полная тишина. От изумления у всех раскрывались рты. Но выражения страха я не заметил ни у кого.
Те, кто сопровождал Леди, ещё больше подчёркивали её образ. Среднего роста, все в чёрном, лица скрыты тонкой чёрной материей. Они сидели на чёрных же лошадях, вся упряжь которых тоже была чёрной. Знакомый образ Поверженного. У одного их них в руках было длинное чёрное копьё с наконечником из чернёной стали, а у второго — большой серебряный рог. Они ехали с разных сторон от Леди, на расстоянии точно в один ярд.
Проезжая мимо, Она одарила меня сладкой улыбкой. Глаза её поблёскивали весельем и звали…
— Она всё ещё любит тебя, — усмехнулся Одноглазый.
— Это как раз то, чего я боюсь, — сказал я, пожав плечами.
Она проехала вдоль строя Гвардии, прямо к Капитану, и поговорила с ним полминуты. Он не выказывал никаких эмоций, столкнувшись лицом к лицу с этой старой злодейкой. Ничто не может поколебать Капитана, когда он надевает свою маску командира.
К нам протолкнулся Элмо.
— Как поживаешь, приятель? — спросил я. Мы не виделись уже несколько дней.