Насмешка задела Гоблина.
— Я был адвокатом? Да это твоя мать была адвокатской…
— Хватит! — Капитан ударил ладонью по столу. — Мы получили «добро» от Каркуна, на этом и остановимся.
На лицах у всех читалось явное облегчение. Даже у Лейтенанта. Моё мнение как знатока истории значило даже больше, чем мне того хотелось бы.
— Выход очевиден — уничтожение человека, держащего нас в руках, — я огляделся. В воздухе что-то висело, это было похоже на старый застоявшийся запах, на зловоние в склепе. — Кто сможет обвинить нас, если в этом взбаламученном государстве какому-нибудь наёмному убийце удастся проскочить?
— Твои извращённые мысли отвратительны, Каркун, — сказал Том-Том. И опять пробил дробь на барабане.
— Боитесь назвать вещи своими именами? Мы сохраним внешнюю честность.
Мы всегда допускали слабости. Так же часто, как и наоборот.
— Мне это нравится, — сказал Капитан, — но сейчас давайте прервёмся, пока не пришёл Старшина и не спросил, что тут происходит. Том-Том, ты остаёшься. У меня есть для тебя занятие.
Ночь в самый раз подходила для отчаянных воплей. Густая и непроглядная, она стирала последний тонкий барьер между цивилизованным человеком и чем-то ужасным, таящимся у него в душе. Крики, доносившиеся из домов, были полны страха и гнева. А теснота создавала слишком большое напряжение на путы, которые ещё сдерживали этот внутренний человеческий ужас.
Рычал налетающий с залива холодный ветер, гоня тяжёлые штормовые тучи. В их тёмной глубине сверкали молнии. Ветер выдувал зловония Берилла, а ливень промывал улицы. К рассвету Берилл показался совершенно другим городом. Он был мертвенно-тихий, холодный и чистый.
Мы шли к берегу по улицам, покрытыми пятнами луж. Потоки дождевой воды всё ещё кудахтали в водостоках. К полудню воздух опять будет тяжёл и ещё более влажен, чем прежде.
Том-Том ждал нас на лодке, которую он нашёл.
— Сколько ты прикарманил на этом деле? — спросил я. — Похоже, что эта шаланда потонет ещё до того, как минует остров.
— Ни медяка, Каркун, — ответил он с разочарованием в голосе. Они с братцем изрядные жулики и дельцы. — Ни медяка. Всё это гораздо хитрее, чем кажется на первый взгляд. Её хозяин — контрабандист.
— Поверю на слово. В конце концов, тебе видней.
Тем не менее я ступил на борт в высшей степени осторожно. Том-Том нахмурился. Ожидалось, что мы сделаем вид, будто такой вещи, как скупость Том-Тома и Одноглазого просто не существует.
Мы вышли в море, чтобы договориться. Том-Том получил от Капитана карт-бланш. Лейтенант и я были здесь для того, чтобы пнуть Том-Тома, если он потащит не в ту сторону. Немой и полдюжины солдат сопровождали нас для показухи.
У острова нас окликнули с таможенного баркаса. Мы успели скрыться до того, как они смогли последовать за нами. Я сидел на корточках, выглядывая из-под утлегаря. Чёрный корабль вырастал всё больше и больше.
— Эта чёртова посудина — целый плавучий остров.
— Слишком большой, — проворчал Лейтенант, — корабль такой величины не может не развалиться в штормовом море.
— Почему? Откуда ты знаешь? — даже находясь в состоянии неуверенности, я продолжал интересоваться своими товарищами.
— Плавал юнгой, когда был молодым. Я изучил корабли.
Его тон исключал дальнейшие расспросы. Большинство людей предпочитают не распространяться о своём прошлом. Впрочем, чего ещё можно было ожидать в обществе головорезов, которых объединяло их настоящее и противопоставленная всему остальному миру жизнь в прошлом.
— Не слишком велик, если иметь чудотворную силу, которая сделает его крепче, — возразил Том-Том. Он весь трясся и выбивал на барабане беспорядочные, неровные ритмы. Они с Одноглазым не выносили воды.
Вот так. Сказочный корабль очаровывал. Чёрный, как самое дно ада, он сильно действовал мне на нервы.
С корабля спустили трап. Лейтенант взобрался наверх. Казалось, он был поражён.
Сам я не моряк, но судно на самом деле выглядело вылизанным до упора.
Младший офицер попросил Том-Тома, Немого и меня проследовать за ним. Он молча провёл нас вниз, затем по коридорам в сторону кормы.
Эмиссар северян сидел скрестив ноги на роскошных подушках. Кормовые иллюминаторы за его спиной были открыты. По своей роскоши каюта была достойна восточного властелина. Я разинул рот. У Том-Тома в глазах вспыхнули алчные огоньки. Эмиссар засмеялся.
Для меня это был просто шок. Смех имел такой высокий тон, что больше напоминал хихиканье, и подошёл бы скорее какой-нибудь пятнадцатилетней мадонне из ночной таверны, чем мужчине, который был могущественнее любого короля.