Грунт был каменистым, и они с трудом выдолбили в нем яму. Ясуда завернул своего товарища в шинель и бережно опустил в могилу. Затем взял в руки пригоршню земли, начал что-то шептать над нею бескровными растрескавшимися губами. Слезы сбегали по его впалым щекам и застревали в черной щетине подбородка. Потом Ясуда взял лопату и стал засыпать могилу. Комков хотел помочь ему, но японец покачал головой. Бойцы отступили, с сочувствием наблюдая за пленным. Подлинное человеческое горе не может не вызвать сострадания.
Обнажив голову, Яшка стоял в сторонке и думал: «Сколько их, безымянных могил, разбросано по земле-матушке? Где-то ведь ждут человека, надеются, верят. А его уже нет».
Ясуда зарыл могилу, медленно поднялся.
И тогда Комков поднял автомат.
— Дадим залп, други.
Шумейкин оторопело посмотрел на Яшку.
— Ты что, серьезно?
— Приготовиться! — вместо ответа скомандовал Яшка.
Галута, а за ним, помедлив, Пономарев подняли оружие. Шумейкин шагнул к Яшке.
— А ну, кончай выпендриваться! Над всяким гадом стрелять…
Комков даже не посмотрел в его сторону. Он мог бы, конечно, сказать, что признание мужества врага не умаляет заслуг победителя. Но вместо этого, кивнув в сторону могилы, тихо произнес:
— Он был солдатом и погиб в бою.
Глухо ударил залп трех автоматов. Эхо протяжно отозвалось в скалах. Комков поймал на себе взволнованный, благодарный взгляд Ясуды и решил: «Все правильно!»
Ночью разыгрался небольшой шторм. Волны сердито гудели в рифах. Но к утру ветер стих. Успокоившийся океан лениво плескался у берегов. Над горизонтом медленно вставало солнце. Вода, окрашенная его косыми багровыми лучами, стала желтовато-зеленой.
— Погодка в самый раз для плавания, — заметил Воронец.
После физзарядки и умывания десантники в ожидании завтрака сидели у казармы.
— А что, командир? Может, и в самом деле пойдем? — поддержал Воронца Мантусов.
Накануне они как раз говорили о том, что нужно обойти вокруг острова и детально его обследовать. Прочесывание окрестностей лагеря так ничего и не дало. Но не исключено, что где-то все-таки скрываются люди. Может быть, с моря их легче будет обнаружить. К тому же надо знать место, где живешь. Мало ли что случится!
— Гарна погодка, — протянул Семенычев, сидевший рядом на камне. — Только на лодочках и кататься.
Его слова возмутили Галуту.
— На лодочках барышень возят, пехота! А у нас шлюпка.
Семенычев не обиделся. Его вообще было трудно вывести из равновесия.
— Хай буде по-твоему, — миролюбиво сказал он, — А на ней втрех можно?
— Можно и втроем, — снисходительно пояснил Галута. — Только против хорошей волны тогда вряд ли устоит. Штиль требуется. Да и подконопатить ее не мешало бы.
— Верно он говорит, — подтвердил Сазонов. — Прежде чем идти вокруг острова, шлюпку надо привести в порядок.
— Вот ты этим и займись сегодня. Сможешь? — спросил Мантусов, поддевая носком сапога камень, лежащий на песке. Сапоги у Мантусова огромные: не сапоги, а сапожищи. На заказ шиты. Сорок шестого размера. И с обмундированием то же. Даже на бригадном складе не нашлось нужного размера.
— Что ж, можно попробовать, — согласился с Мантусовым Сазонов.
— Может, тогда после завтрака и возьметесь? — спросил Семибратов. — Помощники нужны?
— Пусть Галута при мне побудет. Он хорошо разбирается…
Ремонт шлюпки занял весь день. Пришлось укрепить шпангоуты, проконопатить, просмолить дно и починить румпель. Благо еще японцы позаботились об инструменте: в пристройке за казармой нашлись топоры, пила, молоток, смола.
Заканчивали работу уже под вечер. Сазонов смазал гнезда уключин и, стерев пятерней пот с лица, устало опустился на песок. Весь день он снова думал о Марфе. Руки хоть заняты, а голова нет. Мысли из нее не выкинешь, какими бы тяжкими они ни были. И эти думы утомили Сазонова больше, чем работа. Он чувствовал себя разбитым. Его не покидала тревога. Как она там? Что с ней? Может, полегчало? Доктор говорил, что операция пользу принесет. А он зря говорить не станет. Когда Сазонов по ранению приехал домой, с доктором у него состоялся откровенный разговор. Только лучше бы ему не знать той правды. Правда горше горького оказалась. И откуда только берется такая напасть? Может, на работе надорвалась Марфа? Двадцать три года прожили, двух сыновей вырастили. А тут, выходит, все: край жизни пришел…
Мысли Сазонова прервал крик. Из зарослей бамбука, тянувшихся вдоль берега, кто-то звал на помощь. Мичман перепрыгнул через поваленное дерево и, поудобней перехватив топорище, побежал на зов. У зарослей столкнулся с Комковым и Семенычевым. Они тоже еле переводили дух.