Волна отхлынула через мгновение. Берег вокруг оказался пустым. На нем не было даже камней, но казарма еще стояла. Скособочившись, без крыши, без двери, без крыльца, она смотрела в океан пустыми глазницами окон.
— Может, там еще что-нибудь осталось! — с надеждой воскликнул Мантусов. Он было бросился вниз, но на его пути встал Галута.
— Нельзя! Возвратная волна!
Мантусов попытался отстранить его, но Семибратов положил ему сзади руку на плечо.
— Отставить! — устало сказал он. — Поздно.
На горизонте снова вспух океан. На миг застыл, будто не решаясь двинуться дальше. Жалобно заскулил Топтун.
Волна снова медленно прошлась по берегу. Еще раз основательно тряхнула скалы. Недовольно ворча, так же неторопливо отступила. Ровный, без единой морщинки песок лежал там, где еще совсем недавно стояла казарма, подальше торчали огромные гранитные валуны, а между ними виднелась чудом застрявшая шлюпка…
Десантники ошеломленно смотрели на пустой берег. Случившееся не укладывалось у них в голове. Потом раздался сдавленный голос Комкова:
— Что же это такое, мама родная! Такая беда! И человека не стало…
Сазонов подошел к Комкову и, посмотрев на Ясуду, стащил с головы бескозырку. Потом наклонился и осторожно, точно боясь потревожить японца, закрыл ему глаза.
Последствия цунами оказались более чем печальными. Десантники лишились не только жилья. Пропали их одежда, оружие, инструменты, почти все запасы продовольствия, которые заготовили на зиму. Вода залила грот, где хранились продукты. Пострадали и запасы соли, спрятанные в расщелине. Во взводе остался один автомат, тот, что был у часового, сорок патронов к нему и пистолет с двумя заряженными обоймами.
Ясуду похоронили на берегу. Молча постояли над могилой с обнаженною головою. Затем Мантусов построил взвод и доложил Семибратову, что все бойцы налицо.
Семибратов посмотрел на солдат. В обтрепанных гимнастерках и драной обуви, они стояли перед ним и ждали. С какой-то особой остротой он почувствовал, что люди ему верят, и от того, что скажет сейчас им командир, зависит многое. Что же нужно сказать? Как найти слова, которые поддержали бы, вдохнули веру, помогли сохранить надежду? Надежду на жизнь. Пусть немного — пятьдесят, двадцать, даже десять процентов… Он согласен и на это, если только надежду можно мерить процентами. Семибратов почти физически ощутил ответственность, которая, казалось, тяжелой глыбой легла ему на плечи.
— Товарищи бойцы, — глуховато начал он, — мы с вами оказались в очень трудном положении. — Помолчав, младший лейтенант продолжал уже более уверенно: — Но наш долг, долг советских воинов…
Семибратов говорил, чувствуя, что слова его плохо доходят до сердец стоящих перед ним людей. Видно, он, их командир, не сумел ярко и точно выразить мысли и чувства, которые владели им. Ведь он верит. Верит в своих бойцов, в их разум, мужество, сплоченность. Без этого нельзя в борьбе. Без этого не выстоять. А они обязательно должны выстоять до конца, чего бы это им ни стоило!
И все же его поняли. Поняли даже то, что хотел он сказать, да не сумел. Лучше всех это выразил немногословный Мантусов. Когда Семибратов, замолчав, обвел взвод вопросительным взглядом, старший сержант кашлянул и пробасил:
— Все ясно, командир. Начнем сначала. Приказывай.
Строй одобрительно загудел.
И Семибратов так же буднично, словно ничего не произошло, проговорил:
— Начнем. Жить будем в пещере…
Вечер укутал побережье в холодный туман. Глухо, протяжно и тоскливо гудел океанский прибой.
— Ось як жалостно реве, — заметил Семенычев, прислушиваясь. — Когда жрал все наше хозяйство, жалости у него не було.
Он пытался зажечь фитиль от своего кресала, но искры сыпались веером, а фитиль не загорался.
— Ослепительно яркого света, други мои, как видно, не будет, — констатировал Комков.
Десантники перенесли в пещеру оставшиеся пожитки и разместились кто как мог. В пещере было сухо, пахло плесенью. Под сводами гулко раздавалось эхо.
— Дай-ка мне, Семеныч, — не выдержал Мантусов. — Разжечь надо.
— Хиба ж я не знаю, — обидчиво возразил Семенычев, но кресало послушно отдал помкомвзвода.
Однако и у Мантусова ничего не получалось. Его усилия разжечь огонь тоже сопровождались репликами Комкова: