— Ты не думай, — тихо сказал Воронец, — я вижу: тебе трудно. Я хотел бы…
Он не договорил, но Семибратов все понял. Душевность Сергея тронула его.
— Спасибо! — так же тихо сказал он.
Сейчас Семибратов ощущал в себе силы, уверенность. Он был способен на многое. Он знал точно, что уныние, охватившее людей, временно. Оно пройдет. Он сумеет им помочь. Ему верят, его слушают, за ним пойдут все, и Сергей тоже. Они были и будут друзьями!
В пещеру вошел Галута. Он еще с утра отправился на рыбалку. И хоть улов был небогат, десантники воспрянули духом. Значит, есть рыба, можно ее ловить. Пришел и Сашок. Он тоже отправлялся на розыски. Обшарил все заросли вдоль Медвежьего ручья и нашел два котелка, помятое ведро и кастрюлю.
— Живем, братишки! — воскликнул Галута, швыряя рыбу в ведро.
— Уха будет. А то я гляжу на деда Семеныча, и так его жалко становится, аж слеза прошибает.
— Це ж почему?
— Так исхудал же ты очень, Даже про своего батьку перестал травить.
Бойцы засмеялись. Семибратов отметил это: лиха беда — начало. Важно переломить настроение. А потом пойдет…
Вскоре в ведре забулькала уха. Вкусно запахло вареной рыбой.
— Приготовить боевые ротные минометы, — скомандовал Комков, доставая ложку. — Никто не потерял главное заправочное оружие?
Ложки оказались у всех, за исключением Пономарева и Касумова. Они выронили их в суматохе.
— Будете принимать котловое довольствие во вторую очередь, — решил Комков, — вместе с Топтуном. — Он похлопал лежащего у его ног медведя. — Как, Топтун, принимаешь их в свою компанию?
— Самим жрать нечего, — процедил сквозь зубы Шумейкин. — А тут зверье всякое… У нас не богадельня.
— Кто-то что-то сказал или мне показалось?
Комков точно скопировал голос и манеру Шумейкина и его первые слова при появлении во взводе. Люди, конечно, помнили их. Пещера дрогнула от дружного смеха, а Комков невозмутимо продолжал, на сей раз подражая Мантусову:
— А сейчас на кухню. Картошку чистить. За непочтение к родителям.
Последовал новый взрыв смеха.
Шумейкин сощурился: не глаза — узкие щелочки. Метнул в Комкова злой взгляд, но ничего не сказал. Приучили его все-таки во взводе к «почитанию родителей».
— Ну вот что, други мои, — заявил Комков. — Ставлю вопрос о Топтуне на всевзводное обсуждение. Чтобы не было потом никаких сомнений. Кто за то, чтобы поставить нашего Топтуна на полное котловое довольствие? У тебя что, Галута, мозоли книзу тянут? Ах нет! Ты — «за»? Один Шумейкин, выходит, против? Остальные — единогласно. Теперь ты, Топтун, будешь получать свою законную пайку.
После обеда Семибратов собрал людей у костра и сказал:
— Сейчас у нас две задачи: создать хотя бы небольшой запас продовольствия и обеспечить себя теплой одеждой. И то и другое важно. Но одежда, пожалуй, стоит на первом плане. Зима начинается. Могут ударить морозы.
— Шкуры надо добывать, — заметил Галута. — Но сивучи, верно, смотались уже отсюда. Они любят теплые края. А вот нерпы — те зимуют. Может, мне заняться этим?
— Ни, — вмешался Семенычев, — у тебя с рыбой дюже гарно получается. Це дило тонкое. Не всякий смогет.
— А с нерпами, думаешь, легче? — спросил Мантусов. — Тоже надо уметь.
— Давайте разделим нашего верного Галуту на две равные, одинаковые половинки, — шутливо предложил Комков. — Он и тут поспеет, и там.
Сазонов укоризненно покачал головой.
— Дело-то серьезное. Давайте думать…
Неожиданно поднялся Воронец:
— Разрешите мне?
Просьба удивила всех. Солдатам было известно, что Воронец не охотник. Но они не знали другого. Сергей имел спортивный разряд по стрельбе. Семибратов это знал и обрадовался.
— Полагаю, товарищи, что против кандидатуры Воронца, лучшего стрелка в нашем взводе, возражений не будет, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Семибратов. Он не стал никого убеждать в своей правоте. Пусть уж положатся на его авторитет. Так будет лучше.
Он достал из кармана мешочек с патронами и молча отсыпал половину.
— Отчитаетесь за каждый выстрел, — сказал Семибратов, протягивая Воронцу двадцать восемь патронов.
Глава одиннадцатая
Жизнь на острове снова входила в свою колею. Десантники ловили рыбу, собирали шиповник. Воронец, дорожа каждым патроном, бил зверя, добывал шкуры. Семенычев оказался, как он сам выразился, «наипервейшим швалем». Он мастерил из шкур короткие кухлянки, колпаки, заменявшие шапки, чуни. Скрепленные жилами изделия получались грубыми и неуклюжими. В них было неудобно ходить. Зато они неплохо защищали от холода.