Мантусов так и сказал хозяйке.
«Что вы! Что вы! — На лице хозяйки изумление. — Я же от чистого сердца».
Он все же предпочел детдом. Хотя отдавать туда девочку ему ой как не хотелось!
Вряд ли Пуговица слышала их разговор с хозяйкой, но тем не менее она спросила у него:
«Папа, а ты правда не оставишь меня здесь?»
«Нет, нет!» — торопливо заверил он.
«А мы еще сходим в школу?»
Она выразила то, о чем он уже давно думал.
И вот они идут в школу. Знакомая дорога. И снова лужи под ногами. Будто и не было этих тягостных месяцев.
Они сворачивают в калитку, и вдруг Мантусов слышит ликующий крик:
«Тетя Ира! — Пуговица вырывает руку, бежит через сугробы, падает, вскакивает. — Тетя Ира!»
У Мантусова холодеет под сердцем, как перед броском в атаку.
В синих глазах Ирины золотисто плавится солнце. И глаза от этого удивительно чистые, ясные.
Они стоят друг против друга и улыбаются, точно вчера расстались. Пуговица повисла на шее Ирины и без конца повторяла: «Тетя Ира! Как хорошо! Тетя Ира!»
Потом они идут по аллее втроем. И беспричинно смеются. На душе легко и радостно, как в праздник. Пуговица скатывает снежок и запускает им в Мантусова. Он ловит его на лету и бросает в Ирину. Они сталкиваются, хохочут.
«Ну, мне пора на уроки», — говорит Ирина.
Эти слова сразу гасят улыбку Пуговицы. Ирина замечает и легонько щелкает ее по веснушчатому носу.
«Приходите ко мне в гости. Я живу там же, при школе. Буду рада вас видеть».
В тот вечер Пуговица долго не могла уснуть, все ворочалась, вздыхала. Мантусов не отходил от нее. Он видел, что ее что-то мучает. А ему очень хотелось помочь ей. Потому что не было на свете существа дороже для него, чем эта маленькая девчушка.
Пуговица приподнялась на локте.
«Папа, ты не будешь сердиться? Я тебе хочу что-то сказать. Не будешь? Ладно?»
«Хорошо, не буду, — согласился он. — Что стряслось?»
Она села и еще крепче сжала его руку.
«Папа, тетя Ира меня совсем не ругала, ни капелечки, И хорошо относилась ко мне. Всегда. Прости меня, папа. Я боялась… Ты с ней и с ней… Прости меня!»
Глаза девочки наполнились слезами. Она со страхом следила за ним. Глупенькая, ревнивая девочка. Она, пожалуй, меньше виновата, чем он. Нужно было сразу понять ее отчаяние, ее страх потерять единственного близкого человека. Она защищалась, как могла.
На другой день вечером он пришел в школу и отыскал Ирину. Та не удивилась.
«Я знала, Мантусов, что вы придете».
Он шагнул к ней. Слов не было, но как много он хотел бы сказать. Она жестом остановила его.
«Не надо, Мантусов. Я все, все знаю».
Сколько простояли они в прихожей, он не помнит.
«Я завтра уезжаю на фронт, — сказал он. — И я очень хотел бы… Если это только возможно. Вы извините меня…»
Она улыбнулась.
«Не надо так длинно, милый Мантусов. Вы хотите оставить у меня дочь. Я это знаю. И вы чувствуете, что я привязалась к девочке».
Мантусов, как сейчас, слышит эти слова и заново переживает то, что было. Ведь именно тогда, в тот вечер, в тот самый момент, когда Ирина сказала, что они вдвоем будут ждать его, он понял, чего ему не хватало все эти долгие месяцы. Как только он раньше не мог понять!..
За озером Лагунным почва стала зыбкой и пружинистой. Это было то самое болото, где они осенью охотились с Галутой. Теперь надо взять чуть левее. Опять пошло суше. Но земля была все же мягкая. Ступаешь по ней, как по ковру: шагов не слышно.
Мантусов разгреб снег и ножом подрезал дерн. Снял еще два пласта. Стало жарко. Он сбросил кухлянку. Пройден еще один слой. Наконец-то! Так и есть, настоящий торф. Уж кто другой, а Мантусов понимает в этом толк. Их районная электростанция работала на торфе. Она стояла сразу за селом, и он лет семь был там механиком, целую науку прошел. Знает, какой сорт торфа какую имеет зольность, как горит. Тут, на острове, торф темно-бурый, с еле заметными светло-серыми прожилками, сухой и рассыпчатый. Огонь от него будет неяркий, но жару даст много. Как раз то, что нужно.
Мантусов взял пробы в трех местах. Площадь залегания была большой. Этих запасов им хватит надолго. Вот обрадуется Семибратов. Да и ребята тоже.
Однако пора возвращаться. День клонится к вечеру. Мантусов надел кухлянку и решил махнуть напрямик через озеро. Лед хоть и тонкий, но должен выдержать. Зато дорога будет чуть не вдвое короче. Мантусов с некоторой опаской ступил на лед. Он потрескивал, но держал. Мороз усиливался. Мантусов поглубже засунул руки в карманы, пальцы озябли — он забыл взять у Комкова рукавицы и сейчас пожалел об этом.