Сазонов перехватил тревожный взгляд Галуты. Мичману захотелось крикнуть матросу: молчи, не поднимай паники! Но тот, видно, и сам догадался, что надо помалкивать. Галута ничем не выдал своего волнения. Только пальцы еще сильнее стиснули штурвал.
Семибратов повернулся к Сазонову, словно почувствовал неладное.
— Это камни? Неужели не проскочим?
Сазонов не отозвался. Что он мог ответить?
— Надо же что-то делать! — воскликнул Семибратов.
Сазонов сжал его локоть и указал глазами на солдат. Семибратов понял, замолчал, потом тихо спросил:
— Разобьет?
— Все зависит от того, как нас бросит на камни, — так же тихо отозвался Сазонов. — Командуйте: надеть спасательные пояса и приготовить шлюпку. Да пусть покрепче держатся за леера!
Семибратов оставался неподвижным. Его завораживал вид пенящихся бурунов. Он смотрел на них и с горечью думал: «Столько пережили, и вдруг в самый последний момент… Глупо!..» Потом он стряхнул с себя оцепенение. Пришло время действовать.
— Надо спасать технику, — сказал Семибратов, подозвав Мантусова.
— Будет сделано, командир, — с привычной сдержанностью отозвался помкомвзвода. Лицо его было, как обычно, спокойным. И движения остались такими же размеренными и неторопливыми.
— Отберите несколько человек покрепче, — приказал Семибратов. — Чтобы плавать хорошо умели. Моряков прихватите в помощь. Шлюпка тоже в вашем распоряжении. А уж мы с Воронцом займемся личным составом.
— Понятно. Разрешите идти? — Мантусов козырнул.
В обращении со старшими он всегда соблюдал субординацию. И это заставляло Семибратова быть с ним тоже официальным, хотя чаще хотелось подойти к помкомвзводу просто так, по-человечески, сказать о своих сомнениях, спросить совета. Он не только уважал Мантусова, в глубине души даже робел перед ним. Тот был много старше, к тому же воевал. Ну а какой у Семибратова опыт? Так, смех и горе. Он же всего полгода, как из училища. В атаки разве что на тактических учениях ходил. А Мантусов на фронте взводом командовал! Случайность, что он оказался в подчиненных. Если по справедливости, по заслугам, то ему бы надо было сейчас командовать, не Семибратову.
Ничего этого Мантусов, разумеется, не знал, да и знать не мог. Семибратов ни с кем не делился своими мыслями. Он вообще стал замкнутым. Раньше хоть с Воронцом мог по душам поговорить, но с некоторых пор разладилась у них дружба. Наверное, не надо было просить начальство направить Сергея Воронца во взвод командиром расчета. На расстоянии, может быть, и восстановились бы между ними прежние отношения. А теперь никак не могут найти верного тона в обращении: то «ты», то «вы»… Воронец затаил на него обиду, будто он, Семибратов, виноват, что его выпустили из училища офицером, а Воронца — сержантом.
Воронец сам подошел к Семибратову. Он был далеко не так спокоен, как Мантусов. Однако от иронии удержаться все же не сумел:
— Ну, так что же решил командир взвода?
— Брось! — Семибратову стало досадно, что Сергей даже в такую минуту не сдержался. — Эх ты!.. — с откровенной обидой протянул он и, не договорив, махнул рукой.
Воронец поднял на Семибратова свои прозрачно-голубые глаза. В них было раскаяние.
— Ладно, не обижайся, — сказал просительно. — Я не хотел. Говори, что делать?
Сейчас это снова был прежний Серега, верный друг, готовый для товарища сделать все. Таким Семибратов давно его не видел; захотелось обнять Воронца и сказать ему, как трудна для него их размолвка. Но заговорил он совсем о другом, о том, как лучше распределить людей, как организовать страховку. Воронец, однако, понял все и, чуть смутившись, неловко протянул руку, сказал:
— Ты смотри… береги себя!
Рифы вплотную подступили к катеру. Вспыхнули, запенились буруны у самого носа. Выглянули из воды, оскалились острые замшелые камни. Катер еще раз вынесло на гребень высокой волны и бросило на рифы.
— Осторожней! — крикнул Сазонов. — Держись крепче!
Раздался глухой удар. Что-то заскрежетало внизу, захрустело. Волны перекатились через палубу. Семибратов еле удержался на ногах.
— Всем покинуть судно! — громко скомандовал он. — Взять…
Голос сорвался. Ветер унес недосказанные слова…