— Ладно, — тихо проговорил Семибратов и подумал, что когда-нибудь расскажет Сергею обо всем, что произошло возле клуба училища в тот памятный вечер.
Они встретились с Ниной случайно. Кто-то из ребят пригласил ее на выпускной вечер. Семибратов неожиданно столкнулся с девушкой в дверях клуба. Он растерялся: никак не предполагал увидеть ее здесь. Нина была такой же красивой, как и прежде. Нет, даже лучше! Она немного похудела, черты лица слегка заострились. Но улыбка и особенно выражение глаз остались прежними.
«Потанцуем?» — предложила Нина так, будто они расстались вчера, а не полтора месяца назад. Нельзя сказать, что его не тянуло к ней. Но он запретил себе думать об этом. Эх, кто бы знал, как тяжело ему было! Сколько раз он говорил себе: «Ну что из того, если я схожу к ней? Просто так, скажу: «Здравствуй» и «До свидания». Что в том худого?» Но он прекрасно знал, что не пойдет и ничего не скажет.
После танца они отошли в угол, к эстраде. Нина окинула его оценивающим взглядом ж улыбнулась.
«Ты такой шикарный. Знаешь, как… — Она запнулась под его сердитым взглядом, пожала плечами и продолжила: — Нет, ты ничего не думай. Просто тебе очень идут офицерские погоны, поверь мне… Душно тут. Выйдем?..»
В небе висела полная луна, и было светло как днем.
Они долго стояли молча в густой тени каштана. Наконец Нина, не то спрашивая, не то утверждая, тихо сказала:
«Уезжаешь…»
«Нас отправляют на Дальний Восток», — зачем-то начал объяснять ей Семибратов и вдруг отчетливо понял: не то он говорит. Она ждет от него совсем иных слов. Он почти наверняка знал, каких именно, и рад был бы сказать их, но не мог. И от этой раздвоенности ему было больно.
Он замолчал. Пауза затянулась, стала неловкой.
«Понимаешь, Нина, я не ходил…»
Она перебила его:
«Не надо, — и повторила с еле уловимой горечью: — Не надо… Я же знаю, что для тебя в радуге нет оттенков, есть только основные цвета. Иного ты не признаешь».
«Неправда!» — горячо воскликнул он.
«Правда, Коля. К сожалению. — Она вздохнула. — А впрочем, может быть, и к счастью».
Нина зябко повела плечами.
«Тебе холодно?» — встревожился он.
«Эх, Коля, Коля… — В голосе ее послышались нотки сожаления. — Так тебя я ничему и не выучила. Ты остался наивным. Но это, наверное, даже хорошо».
Он хотел возразить. Она остановила его жестом.
«Оставайся таким всегда, — сказала Нина. — Ну, я пойду. Не провожай меня, пожалуйста. Не надо. Я буду ждать. Возвращайся… Возвращайтесь оба. Живыми!»
Второй день над островом бушевала пурга. Второй день, не затихая ни на минуту, злобствовал ветер. Океанская волна тяжело била в берег, и от этих ударов подрагивала земля. Снег кружился над сопками, оседая между скал. Над обрывом морской террасы угрожающе нависали белые карнизы. Под ними снег оседал мягкими усталыми изломами, а у самой воды лежал почти ровными наносами. Прибой жадно лизал их, заставляя отступать все дальше от берега. Когда же вода спадала, в снегу оставались желтые щербатые скосы. Пурга быстро забеливала их.
Мелкая снежная пыль залетала в пещеру и оседала на полу белесым скрипучим налетом. Вокруг костра налет быстро таял, а по углам лежал нетронутый и постепенно утолщался. Мантусов периодически заставлял кого-нибудь из бойцов смести снег к выходу, где теперь стоял часовой. Топливо экономили, костра во второй пещере не жгли, поэтому Шумейкин был временно, до исполнения приговора, переведен в общее жилище. Никто не разговаривал с осужденным. Шумейкин часами неподвижно сидел на полу, обхватив руками колени, и молча смотрел на огонь. В глазах его не отражалось ни одной мысли, лишь плескались отблески пламени, не придавая, однако, глазам жизни. И ел Шумейкин точно так же — машинально и равнодушно. Семибратов попробовал спросить у него, не хочет ли он написать что-нибудь родным. Шумейкин не ответил. На лице, кроме досады, не отразилось ничего.
Семибратову было бы понятнее, если б Шумейкин злился, негодовал. Любые чувства, пусть даже плохие, говорят о том, что человек жив. А этот будто уже мертв.
К Семибратову подошел Мантусов, мягко взял за руку:
— Не надо зря тратить порох, командир. Не стоит он того.
— Не понимаю я таких людей, Матвей Федорович, — вздохнул Семибратов.
— Ничего особенного, командир. Просто сгорел человек до срока. Слишком густо жил. Вот и осталась от него одна видимость.
— Базу подводишь?