— Скорее! Скорее! — торопил всех Сергей, подхлестывая коня. Ему казалось, что если они поспешат, то непременно догонят бандитов и отобьют Гринько. Ведь те с тяжелой ношей далеко не уйдут. А уж если они их настигнут, то… Сергей не решил, что сделает с бандитами, но чувствовал, что это будет страшно.
Спешил и Умар, все еще недоверчиво поглядывая на Турсун-аку, скакавшего позади. Проводник торопился не меньше их. Он то и дело подхлестывал коня, стараясь не отставать.
Ехать, однако, долго не пришлось. За ущельем дорога резко повернула влево и круто пошла вверх по краю пропасти, на дне которой глухо ревел пенящийся поток. Тут-то друзья и обнаружили новые следы борьбы. Видно, Гринько удалось вырваться из лап басмачей, и он решил погибнуть, но не даваться им в руки. По многочисленным следам попытались восстановить картину схватки. На Миколу набросилось сразу несколько человек. Он яростно отбивался. На земле явно были видны капли побуревшей крови. На самом краю пропасти Умар нашел клочок зеленой материи, несомненно вырванной из красноармейской гимнастерки. На камнях опять виднелась кровь.
— Здесь, — тихо сказал Умар и медленно снял шапку.
Сергей понял его: да, именно здесь нашел себе могилу Гринько. Отчаявшись вновь захватить его живым, басмачи, по всей вероятности, столкнули Миколу в пропасть. Несколько минут друзья молча, обнявшись, стояли над обрывом. Охваченные горем, они забыли обо всем на свете. Первым очнулся Сергей.
— Едем дальше! — глухо сказал он. — Догоним их!
Умар отрицательно покачал головой:
— Поздно, дорогой, совсем поздно. Басмач далеко ушел. Не догонишь.
Но Голубев все же настоял на том, чтобы продолжать преследование. Двинулись дальше. Но, проехав с километр, вынуждены были остановиться. Солнце высушило росу. Почва пошла каменистая, и на ней уже нельзя было рассмотреть никаких следов. Подавленные, друзья вернулись в лагерь. Говорить ни о чем не хотелось. Лицо Умара застыло, словно каменное, резко обозначились скулы.
— Что делаем, Сережа? — заговорил первым Танджибаев. — Назад пойдем, нет?
Голубев ответил не сразу. Мысли его были далеко. Но когда понял вопрос Умара, в сердцах махнул рукой:
— Теперь все равно! Пропади оно пропадом!
Умар нахмурился.
— Нехорошо говоришь. Плохо говоришь. Не так говорить надо. — Он явно волновался. — Не себе ищем. Совсем не себе…
Сергей устыдился:
— Ты прав, Умар! Надо идти!
Он подумал о том, что Гринько, пожалуй, не пал бы духом. Ведь не на прогулку они вышли в горы. Не сокровища сами по себе волновали всех троих. Стране нужны были деньги, ох как нужны! А тут такое богатство! Нельзя допустить, чтобы оно попало в руки врага.
— Ты прав, Умар! — повторил он.
— Теперь верно говоришь, — облегченно вздохнул Умар. — Обязательно идти. Мало осталось.
В это время к палатке гурьбой подошли караванщики и заговорили все разом, наперебой. Напрасно Умар пытался унять их, расспросить кого-нибудь одного. Галдели все, поминая то и дело аллаха, и что-то настойчиво требовали.
— Дальше ходить не хотите? — резко спросил Танджибаев. — Почему?
— Нельзя, начальник. Никак нельзя. Аллах не велит, — выступил один караванщик.
— Неправда ваша! Зачем так говоришь? Плохо говоришь! Кто слово держать будет? Слово караванщика — камень, крепкий камень, как скала. До Ак-Байтал не ходили. Платить за что? Платить нету.
— Мы хорошо шли, начальник. Тебя слушали, — продолжал тот же караванщик. — Всю дорогу слушали. Нельзя обижать. Аллах не велит ходить дальше. Погонщик бедный-бедный…
Сергей понял, что уговаривать людей бесполезно. Только зря терялось время. Видно, решили они твердо, и здесь ни угрозами, ни посулами не поможешь. Упрямый народ.
— Ну что ж, силой не держим, — с досадой сказал он. — Уходите… И ты с ними? — обернулся Голубев к стоящему в стороне проводнику.
— Как все, начальник, — уклончиво ответил Турсун-ака.
Делать ничего не оставалось. Сергей расплатился с погонщиками, и те спешно начали собираться в обратный путь. Только Турсун-ака остался стоять на месте, печально глядя вслед ушедшим.
— Я просил, начальник, говорил, много-много говорил, — тихо сказал он. — Не слушают караван-баши. Плохо!
Танджибаев почувствовал неприязнь к проводнику. Как-то неестественно тот жаловался на свое бессилие. Это не соответствовало его манере властно обращаться с караванщиками. Но Сергей ничего этого не заметил и, повернувшись к Турсун-аке, попросил: