Миколе нестерпимо захотелось есть. Засосало под ложечкой. Он сглотнул слюну и ощутил во рту горечь. Ныло избитое тело. Голова шумела, точно после свадьбы, когда перехватишь горилки. От неудобного положения затекли руки. Он с трудом сдерживал стон и лежал не шевелясь. Малейшее движение могло привлечь внимание басмачей. И тогда новые побои. А это уже наверняка конец. Побоев он больше не выдержит.
Чавканье продолжалось: настоящая пытка видеть, как люди едят, если ты голоден. Гринько пытался думать о чем-нибудь другом, но запах баранины буквально сводил его с ума. Потом стала одолевать жажда. Во рту пересохло. Запекшиеся губы горели. Гринько уже и сам не знал, чего ему больше хочется: есть или пить. Но он упрямо терпел и не двигался. И его терпение было неожиданно вознаграждено.
В юрту вошли трое. Впереди важно выступал человек в таком же, как и у большинства басмачей, лоснящемся от грязи халате. Однако вся его осанка: гордо поднятая голова, презрительно искривленные губы и надменный взгляд — свидетельствовала о том, что он не простой смертный. Да и черты лица, тонкие, изнеженные, как и русые волосы, выбивавшиеся из-под чалмы, сразу выдавали в нем европейца. Остальные двое — типичные узбеки: скуластые, с узкими щелочками глаз и свирепым выражением — очевидно, выполняли роль телохранителей.
Увидев вошедших, атаман вскочил и суетливо захлопотал.
— Зачем не предупредили, господин? — льстиво заговорил он по-русски. — Встретить нужно было.
— Неважно, — также по-русски, хотя и с акцентом, сказал вошедший. — Вот что, Осман-курбаши, прикажите всем убраться отсюда. Разговор есть.
«Так ось вин який, Осман-курбаши, — подумал Микола, сразу вспомнив рассказ Голубева о кровожадном наместнике Ахмед-бека. — Ишь ты, куда его заперло».
Как только басмачи, поспешно заглатывая последние куски, покинули юрту, оба телохранителя угрюмо стали у входа.
— А что это за падаль в углу? — кивнул гость в сторону Гринько.
Микола даже дыхание затаил.
— Мертвец, — усмехнулся Осман-курбаши, — скоро мертвец! — И сделал выразительный жест ладонью по шее. — Прошу кушать. Садитесь! Садитесь, господин!
Осман-курбаши усиленно потчевал гостя. Тот, изрядно проголодавшись, ел все, что предлагали, запивая еду из фляги, висевшей на поясе. Видно, во фляге была не вода, а кое-что покрепче, потому что он морщился и покрякивал от удовольствия. Лицо его раскраснелось.
У Гринько вновь засосало под ложечкой. Он закрыл глаза и на минуту забылся.
Вскоре гость насытился. Вытерев платком губы, он пробурчал что-то вроде благодарности и, закурив, проговорил:
— Ну, докладывайте! Я недостаточно изучил узбекский язык. Говорите по-русски, так привычнее. Впрочем, нам никто не помешает… — И гость удобно откинулся на подушки, услужливо придвинутые хозяином.
— Плохо, господин, совсем плохо. Людей мало-мало осталось, да и…
— Что? — повысив голос, перебил гость. — Вы же говорили, что по первому вашему зову под святые знамена ислама встанут сотни дехкан!
— О, аллах, — смущенно отозвался Осман-курбаши, — время пришло другое. Проклятые большевики, да упадет гнев аллаха на их голову, землю оборванцам дали. Много земли. Слышали?
— Земельно-водная реформа? Знаю. Теперь-то как раз и время поднимать народ. Сейте слухи, что коммунисты дали землю, чтобы весь урожай забрать себе.
— Уборка началась, господин. Никто не отбирает. Дехкане верить не будут.
— А вы на что? Надо вести провокационную работу. Организуйте небольшие отряды, летучие группы. Под видом ГПУ отбирайте у населения хлеб, хлопок. Уничтожайте все. Ясно?
— Конечно, господин, но…
— Что? Опять денег?
— Деньги тоже нужны. Народ бедный-бедный стал. Оружия мало осталось. Людей кое-как найдем, а вот…
— Послушайте, Осман, не валяйте дурака. Того, что у вас есть, вполне достаточно.
— Клянусь аллахом, Осман ничего не имеет.
— Что за чушь? Вам же Ахмед-бек передал.
— Нет, нет, господин! Плохо вышло. Аллах призвал нашего Ахмед-бека очень рано. Не успел он своего верного друга Османа видеть… Платок вышить приказал. План.
— Восточные фокусы! — недовольно фыркнул гость.
— Правда ваша, господин. Темные люди здесь. — Осман-курбаши заискивающе улыбнулся. — Упустили платок. Красные взяли.
— О черт! Как же вы допустили? — Гость сердито швырнул на землю недокуренную сигарету. — А где же сейчас это рукоделие?