— Галуту! Моряки ко всякому делу привычны.
— Касумов плов умеет готовить!
Комков поднял руку.
— Тихо, други. — Он всегда оказывался в центре любого конфликта и умел найти решение, удовлетворяющее все спорящие стороны. — Так мы до завтра будем без вкусной горячей пищи. Предлагаю назначить на камбуз рядового Белова Александра Ивановича.
Взвод загудел одобрительно. А Сашок растерялся. Ему бы возразить, что он ничего не умеет. Мама когда-то говорила: научись хоть борщ да кашу варить — пригодится. А он не захотел: не мужское, дескать, занятие.
— Решено, — подытожил Комков. — Рядовой Белов Александр Иванович всегласно и принародно назначается мастером по кулинарной части. Музыка — туш!
Резко ударили струны гитары. Сашок так и не успел сказать ни слова.
Усыпанный камнями склон вулкана круто уходил книзу. Спускаться по нему было еще хуже, чем подниматься. Двигаясь вверх, помогаешь себе руками, да и ноги как-то быстрее находят опору. А когда спускаешься, не за что ни уцепиться, ни удержаться. Сапоги скользят, из-под них катятся камни. Того и гляди, сорвешься и уж одними синяками не отделаешься. Семибратов с опаской посмотрел вниз. Напрасно он, наверное, не послушался Сазонова. Мичман предлагал отложить все на завтра. Совершить восхождение утром, не торопясь. Взять побольше людей, чтобы торжественней было. Государственный акт — водружение флага над островом.
Семибратов не согласился с ним, должно быть, из духа противоречия. Что это за командир, который принял решение и тут же меняет его! Так и авторитет свой подорвать недолго. Семибратову не терпелось установить флаг еще и потому, что потом в донесении можно будет написать: в первый день высадки на остров, двадцать восьмого августа тысяча девятьсот сорок пятого года, эта земля стала советской.
Флаг оказался небольшим, пришлось использовать корабельный вымпел, снятый Сазоновым с катера. С моря его вряд ли можно было рассмотреть невооруженным глазом, но для Семибратова важен был сам факт: над островом отныне развевается алое полотнище с пятиконечной звездой. Устанавливая флаг, Семибратов был горд. Он сознавал, что совершает что-то необычное. Пройдут годы, а этот момент никогда не изгладится из памяти. Разве забудешь, как брались Курильские острова и как над исконно русскими землями поднимались красные полотнища!..
Сумерки сгущались. Тучи потемнели, стали свинцово-синими, зловещими. Бус не прекращался. Волнами наплывал холодный туман, сеял водяную пыль. Она оседала на камнях, делала их мокрыми и скользкими. В одном месте Семибратов не удержался и покатился вниз, срывая кожу с рук. Ему с трудом удалось ухватиться за какой-то обломок гранита. Подскочивший Сазонов протянул руку и с тревогой спросил:
— Не ушиблись, товарищ младший лейтенант?
— Кости целы, — хмуро отозвался Семибратов.
— Поосторожней надо. За землю крепче держитесь…
В последних словах мичмана Семибратову послышалась усмешка. Он подозрительно посмотрел на него сбоку, но промолчал. Говорить было, собственно, нечего. Сазонов прав. Лазить по таким кручам на ночь глядя да еще без страховки было, оказывается, опасно.
А что изменилось бы, поставь они флаг завтра, даже послезавтра? Ровным счетом — ничего! Торопиться им действительно некуда. Так зачем же?.. Выходит, он зря рисковал людьми?
Придя к такому неожиданному выводу, Семибратов растерялся. Что же тогда получается?.. Он всегда считал, что поступает по совести, разумно, сообразуясь с обстановкой и интересами дела.
Было уже совсем темно, когда они спустились с вулкана. У казармы горел костер. Семибратов вдруг почувствовал себя дома. Кругом привычная, знакомая обстановка. Вкусный запах еды. Дымящие цигарки. Солдатский смех. И даже этот, казалось бы, обычный и в то же время такой приятный вопрос Мантусова:
— Будем снимать пробу, командир?
Семибратов улыбнулся.
— Давайте, — как можно строже сказал он. — Что там? Рисовая каша?
Пока он не съел несколько ложек, Мантусов молча стоял рядом. Потом осторожно спросил:
— Ну и как? — Услышав одобрение, обрадовался: — А я, честно говоря, побаивался. Все-таки из трофейных запасов ужин-то готовили. Разрешите производить раздачу?
Дружно застучали ложки.
— А мы бачили, як вы флажок втыкали, — выскребая котелок, сказал Семенычев. — На самом горище.
— Не флажок, а государственный стяг, — покровительственно поправил Комков. — Понимать надо, темнота.
Его слова почему-то задели Касумова.
— Зачем так говоришь? Зачем старый человек обижаешь? Нельзя обижать! За такой плохой слово у нас в Фергана салям-алейкум не будут говорить. — Голос Касумова звучал гневно, в темных сердитых глазах плескались отблески костра. — Знамя командир ставил. Знамя! Понимать надо!