Выбрать главу

Cari Z.

Десять простых правил выживания при апокалипсисе

 Переводчик: Scolopendra

Глава 1. Ложь, ложь и еще раз ложь!

  

Итак, начнем с основной предпосылки: вы, кем бы ни были и в каких бы обстоятельствах ни оказались, хотите жить. И прежде, чем читать дальше, необходимо согласиться с данной аксиомой.

Зачем себя этим утруждать? Должно быть, вы подумали, что и так кристально ясно, что любой человек стремится сохранить свою жизнь. Ну-ну, продолжайте упиваться сладеньким нектаром заблуждений. Хотя лучше не стоит. Потому что это не поможет вам спастись.

Погодите-ка, разве в этой главе разговор пойдет не о лжи, спросите вы. Ну да, именно о ней, и я вернусь к теме через секунду. В общем, мои правила не помогут тем, кто склонен обманываться насчет происходящего вокруг. И даже хуже: мои советы могут погубить людей, погрязших в иллюзиях и втайне лелеющих склонность к суициду, ведь сам я придерживаюсь абсолютно противоположных взглядов, и это хреново. Ясно? Очень-очень хреново. Если вы вдруг обнаружили, что синеете или лиловеете, в зависимости от того, заразились чумой или нет, и это приводит вас в такое уныние, что сил жить не остается, остановитесь. Забейте на все. Вы уже могли бы быть мертвы. Иначе правило не сработает, и по правде говоря, может аукнуться вам в самое неподходящее время и в итоге вместе с вами погубит всех ваших друзей (если таковые еще остались).

Жаль, но я именно таков. И знаю, насколько все ужасно. Хотелось бы, чтобы все было по-другому. Чтобы сияло солнце и цвели маргаритки… Да хрен с ними с маргаритками, пусть будет хотя бы так же, как было до дня «П». И вот тут-то иллюзии и могут подставить вам подножку.

Теперь, когда мы сошли с пагубного пути самообмана, давайте обратимся к правилам, как с минимальными потерями выжить в окружающем нас пиздеце.

Правило выживания при апокалипсисе номер один: лгите, лгите, лгите! Врите напропалую. Врите обо всем, врите себе и окружающим. Правда не подарит вам свободу, когда настанет конец света, ребятки. Правда сделает из вас жертву. Если хотите живым добраться до хижины вашего дедули в Кочетопа Хиллз, последнее, что стоит делать – сообщать людям, куда вы держите путь. Врите, что вы друг. Врите, что вы враг. Единственный человек, которому следует знать правду – вы сами, да и то спорно.

Думаете, я несу бред? Напротив, mi amigo, я знаю, о чем говорю, и могу это доказать. Я фантастический лжец.

Понятно, что гордиться тут нечем. Зачем же тогда характеризовать ложь как фантастическую? Вряд ли моя мать-католичка и отец-еврей обрадовались бы, услышав от меня подобные разглагольствования о вранье. Лгут те, кто пытается замести следы; те, кто хочет избежать ответственности за свои деяния. Ложь для морально разложившихся, скорбных разумом и духом.

Ну и ладно, зато ложь помогла мне заполучить подружку на выпускной (эй, она до конца вечеринки не подозревала, что лимузин не принадлежит моей семье, а потом ей уже было все равно, ведь я сумел ее рассмешить). Ложь помогала скрывать мою довольно расплывчатую сексуальную ориентацию до того момента, пока не удалился на безопасное расстояние от семьи (считаете, надо было признаться? А я вам скажу, вы не знаете мою мать). И опять-таки, ложь помогла устроиться на работу моей мечты (конечно же, я умею программировать на LabView, а что?). Лично я всегда был поклонником грехов поскромнее. Но и кое-каких из смертных тоже. А способность плести паутину невинной лжи всегда открывала передо мной нужные двери – тут я эксперт. И убежден, что именно по этой причине все еще жив. Я знаю, как обмануть самого себя.

Понятно, что вранье может завести далеко. К примеру, если убеждать себя, что движение в кустах просто-напросто привиделось. А вот мое наипервейшее предположение в данной ситуации и таковым оно останется навсегда: да, я абсолютно уверен, там что-то шевелится и скорее всего собирается меня убить, поэтому надо шевелить булками в сторону безопасного места, черт возьми. Именно подобное допущение, маленькое зерно паранойи, спасало меня приблизительно раз шесть. Не то чтобы я был уверен в реальности опасности, просто никогда не задерживался, чтобы убедиться. Но все это в прошлом. Теперь я вру сам себе по другим поводам.

Чаще всего я обманываюсь по поводу того, что парень, путешествующий вместе со мной в данный момент – хороший человек. Положа руку на сердце, я совершенно уверен в обратном, но он не причиняет мне вреда, и как мне кажется, ему самому это выгодно. Считаю ли я его говнюком, способным прикончить меня мизинцем и зубной нитью? Ну, есть такое. Наткнулся я на него посреди горной дороги неподалеку от долины Юкка. Он стоял с пистолетом в одной руке и мачете в другой, окруженный пятью истекающими кровью телами. Пятью. Все они были обычными людьми, насколько я успел разглядеть, и вооруженными куда лучше этого парня. А на нем был только изгвазданный костюм-тройка, солнцезащитные очки и весьма разочарованное выражение лица.

Это был один из тех моментов, когда мой инстинкт «видишь опасность, уноси жопу» взвыл дурным голосом. К несчастью, спускался я по горной тропе верхом на слишком тяжелом розовом велосипеде, неспособном резко развернуться и умчаться за горизонт, не говоря уже о замедляющем реакцию небольшом прицепе, набитом барахлом.

Пока я таращился на мужика, он поднял голову и увидел меня. Из головы тут же выветрилось понятие о чувстве собственного достоинства и всяческие заблуждения насчет крутых мачо, я соскочил со все еще катящегося велика, отшвырнув его к деревьям. За спиной болтался рюкзак, так что все самые важные вещи остались при мне. Можно было просто удрать, поискать обходной маршрут, найти другой велосипед, и все бы было в порядке, пока я…

И тут я рухнул лицом вниз, запнувшись об корень. В этом маленьком островке леса деревья были без листьев, но зато имели сосновые иголки, и я прочувствовал каждую из них, прокатившись метра три по крутому склону. Камней попалось немного, но каждый из них успел поздороваться с плечами, коленями и головой, пока мне наконец не удалось затормозить свое падение.

Перекатившись на спину, я потрясенно уставился в небо, где тусклые голубые пятна изредка проглядывали сквозь прорехи в коричневых облаках. Мне всегда было любопытно, доведется ли когда-нибудь снова увидеть белые облака, или их цвет безвозвратно изменили взорвавшиеся бомбы. Может, однажды, когда я уберусь подальше от Лос-Анджелеса, они станут чище. Было бы здорово. Такие пушистые, белые…

Размытое лицо вторглось в зону видимости. Солнцезащитные очки приподнялись на мгновение, и я успел разглядеть синий цвет глаз, прежде чем очки снова вернулись на положенное им место.