Я не пытаюсь намекнуть, что у таких людей отсутствуют настоящие эмоции, я просто говорю, что они умеют держать их в узде, чтобы в любой ситуации оказаться на высоте. Я всегда стремился быть таким же. В детстве я шутками справлялся с чувством уязвимости; став взрослым, использовал дистанцию для того же самого. Мир распался на части, но у меня по-прежнему были Джина и Фин, а Первая Фаза должна пройти и все будет хорошо.
Фин умирает, что ж… У меня появилось немного времени, чтобы к этому подготовиться, как бы ужасно это не звучало. Я знал, что трагедия случится, но также я знал, что смогу жить дальше. Я смогу жить, хотя бы ради Джины, нуждающейся в моей помощи. Она давала мне цель, потому что полагалась на меня, а я мог опереться на нее. Честно говоря, когда она покончила с собой, было несколько часов, в течение которых я на полном серьезе размышлял, не будет ли лучше последовать за ней.
Джина разбила мне сердце. Она разбила его, потому что я оставил его широко распахнутым, выделил для нее слишком много места в нем, а ей оно было не нужно. Ведь она этого не хотела, этого было недостаточно. Конечно, может, моя точка зрения эгоистична, и у Джины было много причин, но вы помните предостерегающую историю из правила номер один? Вот это и есть чертово последствие первого правила. Это уничтожает вас, если вы позволяете, они погубят вас, если им позволить, эти наглые засранцы, плюющим на обломки крушения, которые останутся после их поступков, когда сами они получат сладкое забвение. К чертовой матери их. К чертовой матери все. Правило выживания при апокалипсисе номер десять, без шуток: дело не только в вашем выживании. У вас намного больше власти над окружающими людьми, чем вы можете себе представить. Подумайте об этом, прежде чем нанести им непоправимый ущерб.
Я не собирался снова пройти через эту боль ради кого-нибудь еще, но и запереть сердце наглухо тоже не смог. Конрад втиснулся в него со своими глупыми ухмылками, ужасным пением и теми особыми улыбками, какими отвечал на мои неудачные каламбуры. И закрепился там, когда слушал без единой жалобы, как я читаю Шекспира, и когда позволил прикоснуться к нему с нежностью и желанием, точно так же прикасаясь в ответ. Конрад поселился в моем сердце, и от его смерти оно бы разлетелось на осколки. Именно поэтому я не мог оставить его умирать.
И по этой же причине я должен был вернуться. Я хотел жить, не только для себя, но и для него. Я не мог позволить такой мелочи, как сотрясение и выхлебанный галлон грязной речной воды, прикончить себя, даже ради обещанного покоя. И совсем не удивился, когда темнота в глазах рассеялась, уши снова начали слышать, а желудок содрогнулся, когда я исторг обратно всю воду с помощь здоровенных рук Конрада, ударивших меня в диафрагму.
- Вот так, - бормотал он, перекатывая меня на бок, чтобы мне было легче выплевывать воду. – Вот так, полегче, Джейви, господи… Ты справился, ты в порядке, - он продолжал держать одну руку на моем плече, а другую на спине. Я сделал глубокий дрожащий вдох, от которого у меня заныли ребра. В голове пульсировала боль, в глазах двоилось, но я был жив. Ради этого я согласен на любую боль.
- Вот так, - повторил Конрад, нагибаясь и целуя самый краешек моего уха, глупая осторожность, учитывая, что совсем недавно он лупил по моей груди, как по барабану. – С тобой все будет хорошо, я обещаю. Твою мать, Джейви, ты не можешь так поступить. Ты не должен умирать, - добавил он тихо и горько. – Почему ты просто не уехал? Господи боже.
Мне хотелось объяснить ему про целую систему взаимодействия, которая должна быть между нами, но я был слишком занят кашлем. К тому же… Мелочи, вдруг собравшиеся вместе в моей проломленной башке, вспышки озарения, которые обычно я тупо пропускал. Конрад велел мне уехать, оставить его. Он наверняка был бы мертв, если бы я так и сделал, но это его, похоже, не волновало. Чуть раньше он был разочарован, даже рассержен из-за того, что ему не прострелили голову. Он хотел, чтобы я жил, но собственная участь его, судя по всему, не волновала.
Я думал, задачей Конрада является моя защита и доставка в то место, куда я направлялся. Видимо, я ошибался или просто не видел всей картины целиком. Это неприемлемо, и надо будет с этим разобраться, как только выяснится, почему я не могу пошевелить лодыжкой. Я выгнул шею, взглянул на ногу и увидел, что на ней висит рука. Отрубленная рука. Вцепившаяся в мою ногу.
Ужас затопил меня, и я забыл про все мои боли и начал дергаться, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя эту срань.
- Джейви, успокойся.
- Твою мать… Не… Говори мне, - я задохнулся, - успокоиться! Сними ее, сними… Ее, сними ее…
- Снять что… Ой, - прозвучало словно он действительно удивился, что каким-то образом упустил из виду чудовищный когтистый придаток, застрявший у меня на ноге. А может и правда не заметил, потому что слишком занят был возвращением меня к жизни. – Перестань пинаться, я ее сниму, сниму.
Он нагнулся и отогнул каждый палец, чем заработал от меня первый приветливый взгляд с момента, как мы влезли в реку. Дождь прекратился, взошла луна, и я смог разглядеть свежий порез пересекавший его лицо от щеки до щеки, прямо через нос. Но где же огнестрельная рана? Пока Конрад заканчивал отцеплять от меня руку, я с трудом поднялся, сел и потянулся к нему. Нужно было убедиться, так ли он цел, как кажется с виду.
- Я в порядке, - заверил он меня. – Джейви, со мной все хорошо.
- Ты сказал, тебя… Подстрелили.
- Это была просто ссадина, - и снова горечь в голосе. – На руке, вот, - он положил одну из моих шарящих ладоней себе на бицепс. – Прямо у тебя под рукой. Хватило, чтобы я выронил «беретту». Меня двинули по голове, и я вырубился довольно надолго, они успели меня связать и оттащить к яме. А с головой у меня порядок, - добавил он прежде, чем я успел спросить. – Собственная голова должна волновать тебя больше.
- Ничего страшного, - на самом деле страшное было, меня немного тошнило от боли, но нужно было все прояснить. – Ты хотел, чтобы они тебя убили?
Конрад замер.
- Джейви…
- Ты хочешь умереть?
- Сейчас не время, - резко ответил Конрад. – Надо вернуться к велосипедам и посмотреть, не осталось ли что-нибудь, что можно спасти. Или лучше я сам. А ты останься здесь и…
- Иди ты в жопу! – заорал я и тут же об этом пожалел, боль за секунду скакнула до одиннадцати по десятибалльной шкале. Я прижал руки ко лбу, нагнулся, и меня стошнило.