Уже выходя из типового здания, нажав на сигнализацию своей красавицы, она разворачивается и возвращается туда, куда должна была прийти, не могла не прийти, не могла игнорировать это желание.
— Ну, Тошка, пойдёшь гулять?
— А можно? Это не…
— Можно, пойдём, — надевая тонкую вязаную шапочку, курточку, поднимая на руки почти невесомое тельце малыша. Под пальцами прощупываются все рёбрышки, и чувствуется ритм сердца — беспокойный от волнения, вызванного предстоящей встречей с улицей.
Быстро идя по коридору, чувствуя на шее детские ладошки, она ощущала на щеках слезы — непозволительная роскошь, ненужная и даже преступная.
Таким ли был её сын в этом возрасте? В Тошке нет и половины веса для нормы в его возрасте, зато с лихвой хватает любознательности и желания жить. Именно жить, в его, детском, понимании — гулять, стать палеонтологом или адмиралом-океанологом, как на прошлой неделе, или знаменитым футболистом, как месяц назад.
— Пришли, — присаживаясь на лавочку на детской площадке, рядом с входом в детское отделение, вдали от людских потоков, только знающий поневоле ведает про этот уголок в парке «Областной больницы». Площадка, оплаченная щедрым спонсором — яркий корабль с множеством ходов и переходов, с мягким покрытием под ногами, и максимально безопасная, — погуляешь?
— Да, — подпрыгивая на руках от нетерпения.
Юлия Владимирована знала, что скоро на смену энтузиазму придёт усталость, и тогда она посадит малыша наколени и будет слушать про динозавров или футболистов, про гоночные машины и мамину ангину, про то, каким он был молодцом сегодня и даже съел несколько зёрнышек граната, что папа сказал после обследования, что Тошка — настоящий храбрый солдат, но, на самом деле, ему было страшно, совсем понарошку, но было.
И главное — папа обещал ему большую пожарную машину, раз уж на настоящей он пока прокатиться не может…
Глава 2.
Среди весёлых девушек, стоящих группкой у озера, она была похожа на щенка. Не на радостного, беззаботного, даже слегка безмозглого, а на робкого, косолапого, словно неуверенного в том, что эти породистые лапы и хвост принадлежат именно ему. Она робко и с любопытством выглядывала из-за подружек, иногда смотря поверх голов.
Молодой священник что-то увлечённо рассказывал, от чего не было ни одной девушки, смотрящий в сторону. Иногда группа громко смеялась, словно забыв, что рядом человек в сане, пусть и небольшом, иногда толкали друг друга локтями, перебивая, спрашивали и, судя по широко открытым глазам, — удивлялись ответам.
Её взгляд был заинтересованным и живым, в нём играла мысль, словно живая. Она светилась, казалось ещё чуть-чуть, и девушка заговорит, покажет свои мысли, спрятанные за робкими движениями. И она была красива. Красива настолько, насколько бывает красива юность. Красива, словно пришедшей из стародавних времён красотой. Настолько, что скажи она, что её остановили на улице с предложением сняться в кино — ей бы поверили, сразу и безоговорочно. Выше своих сверстниц, со светло-русыми, отливающими рыжиной на солнце волосами, с тонкими чертами лица и распахнутыми навстречу всему новому глазами — она была словно славянская княжна, пришедшая в современность из позабытых сказок. Такой рисуют Василису Прекрасную или Царевну Лебедь. Она была красива не яркой, вычурной красотой, не навязчивой, но никто — ни мужчина, ни женщина, не могли просто пробежать взглядом, глаза сами останавливались на девушке, цеплялись и не хотели уходить. На неё хотелось смотреть, как на произведение искусства, в котором ничего не смыслишь, но оно тебя бесконечно радует.
Остановившийся рядом автобус не отвлёк девушек от оживлённой беседы даже тогда, когда из автобуса, словно из огромного чрева с автоматической дверью, стали высыпать мальчишки разного возраста, от младших школьников до юношей, и едва ли не с разбега прыгать в воду озера, крича по пути, фыркая носами и заплывая далеко. Всем своим видом, криками, передразниваниями, они выражали торжество молодости, силы и отчаянной жажды жизни.
Рядом стоял мужчина средних лет, зорким взглядом смотря на ребят, улыбаясь только уголками глаз, лицо его выражало строгость. Впрочем, не было похоже, чтобы хоть кто-нибудь всерьёз боялся этого человека.
— Всё, хватит, — крикнул мужчина, сделав приглашающий жест в автобус.