Руки юноши уже давно обнимали девушку, казалось, она не была против, даже прислонила голову ему на плечо, когда его рука, скользнув, дёрнула за кончик тесёмочки у шеи, открыв вид на декольте, куда тут же упал его взгляд.
— Послушай, я хочу тебя спросить, уверен, это нагло, может, у тебя получится не обидеться на меня, но просто я…
— Что?
— Я никогда не встречал таких красивых девушек, как ты. Правда. Ни тут, ни во Франции, нигде, где бы я ни был… и… я очень хочу заняться с тобой любовью. Это возможно?
— Хым, — нечто между вздохом, вздрагиванием, испугом и довольством, — нет.
— Почему?
— Я… я не… нет, в общем.
— Ты девственница?
— Угу, — в коленки, слегка прикрытые платьем.
— Послушай, всегда бывает первый раз, может, у тебя он будет со мной? Подумай.
— Я не… перестань.
— Да почему? Ведь надо когда-то начинать… почему не сейчас?
— Я начну с мужем! — на повышенных тонах.
— С мужем? То есть, подожди, только после свадьбы?
— Да.
— Но это… глупо.
— Не глупо, это правильно.
— Да, наверное, ты же в этот лагерь ходишь… прости, я не подумал.
— Ничего.
— Но можно, я тебя хотя бы поцелую, это можно до свадьбы? Ты очень красивая, я не прощу себя, если хотя бы не поцелую.
На удивление, поцелуй был в шею, потом поднялся к щеке, задержавшись у мочки уха, и только потом переместился к губам, где оставил деликатный след, под совсем не деликатный выдох…
У дверей маленького дома, уже вечером.
— Ты придёшь ещё?
— А можно?
— Можно… я просто подумала, ты…
— Ну, я не обещаю тебе, что не стану просить тебя заняться со мной любовью, — смеясь, — но я приду, если ты хочешь.
— Когда?
— Может, в среду, после обеда?
— Да… я приготовлю жульен и…
— Жульен? А что ты ещё можешь готовить?
— Не знаю, многое… голубцы умею, супы разные, отбивные, антрекот, курицу в пиве, пироги… сладкие, с мясом, с грибами…
— Выходи за меня замуж!
— Что? Ты смеёшься?
— Мне не до шуток, я встретил самую невероятную девушку, какую только мог вообразить, я просто не могу потерять тебя, выходи за меня. Серьёзно, в среду я зайду с паспортом. С ума сойти! Я женюсь!
— Я не могу замуж в среду.
— Почему? И, кстати, тогда ведь мы сможем заняться любовью, точно, — его губы были уже на губах Юли, рука забралась под подол и, нырнув под резинку на талии, крепко прижимала к мужскому телу, — выходи за меня.
— Я не могу, мне нет восемнадцати.
— Нет восемнадцати? А сколько тебе? — всматриваясь в лицо.
— Шестнадцать, — в округлившиеся карие, — с половиной, — виновато, — будет семнадцать… весной.
— Шестнадцать? Черт. Блин, — зажмурился, как от боли. — Пожалуйста, прости меня, я так себя вёл, прости, я думал — ты старше.
— Папа говорит, что я рослая… — виновато отводя глаза.
— Эй, ты красивая, такая, что я совсем перестал думать… воскресная школа, она же для школьников! Как я… прости меня, хорошо?
— Ладно. А ты придёшь… теперь.
— Конечно. К тому же, я сделал тебе предложение, как я могу не прийти.
— Ты такой смешной! — смеясь. — Симон Брахими.
— Ну да, обхохочешься… Юлия, я приду, обязательно.
Глава 3.
Фельдшер скорой помощи был молодым, со светлыми взъерошенными волосами, которые торчали, словно солома. В синей форме и стоптанных, некогда белых кроссовках, он был похож на воробья ранней весной, что выпрыгнул погреться на солнышко и попал в обледенелую лужу.
— Юлия Владимировна, — говорил он так, словно устал повторять, — давайте в восьмёрку, хорошая клиника, там чистенько, ремонт недавно был…
Сидевшая напротив на стуле девушка, со следами яркой помады на бледном лице, поджимала упрямо губы и качала головой.
— Нет.
— Ну, хорошо, — он громко, даже демонстративно, захлопнул папку со стопкой казённых бумаг.
— А?
— Что? — голос казался раздражённым.
— Может, укол?
— Какой укол, девушка? Нельзя при остром животе… нельзя, вы же должны это понимать.