Другая история произошла с ученицей начальной школы. Однажды утром она проснулась с температурой и попросила родителей отвести ее к врачу. Родители-безработные ответили, что на врача денег нет, а им надо уходить на поиски работы. Тогда девочка сказала, что пойдет к врачу сама, но нужны двадцать юаней, не займут ли родители их у соседей? Отец стал посылать мать, мать отца — они уже много раз брали у соседей в долг и знали, что не смогут вернуть деньги. Девочка скрылась в своей комнате со словами, что не может идти в школу и ляжет в постель. Отец отправился искать работу, мать прибрала в кухне, а когда зашла в комнату, увидела, что дочь повесилась на красном галстуке — своем главном сокровище. Каждый вечер, вернувшись с уроков, она снимала его, бережно расправляла и аккуратно складывала.
Я не коллекционирую подобные истории, просто их ежедневно рассказывает мне жизнь. Но, конечно, не только их.
Сегодня в Китае несколько сотен тысяч человек располагают свободным доходом свыше 10 миллионов юаней каждый. Согласно составленному Рупертом Хугеверфом списку ста богатейших китайцев за 2009 год, в Китае 825 тысяч мультимиллионеров, из них 51 тысяча мультимиллиардеров, а средний показатель их годового потребления — 2 миллиона юаней.
И одновременно в стране 30 миллионов человек имеют годовой доход 600 юаней, и 100 миллионов имеют доход 800 юаней.
В феврале 2009 года, выступая в Университете Британской Колумбии (Ванкувер, Канада), я упомянул о тех, кто получает 800 юаней в год. Учившийся там китайский студент сказал мне из зала: «Не в деньгах счастье». Я содрогнулся. Таких благополучных китайцев, не желающих замечать своих обездоленных соотечественников, очень много. По-моему, это еще страшнее, чем само существование нищих и голодных. Я ответил: «Мы говорим не о том, что такое счастье, а о глобальной социальной проблеме. Если бы вы при доходе в 800 юаней утверждали, что не в деньгах счастье, я бы вас зауважал. Но у вас другие доходы».
В результате экономического чуда последних трех десятилетий среднегодовой рост Китая составил 9 процентов, к 2007 году мы стали третьей экономикой в мире. Но по доходу на душу населения мы занимаем сотое место. Этот страшный разрыв ярко свидетельствует о неравенстве в нашем обществе.
Несколько лет назад китайское телевидение провело опрос: что дети хотели бы получить в подарок 1 июня, в День ребенка? Мальчик из Пекина заказал настоящий «боинг», а девочка из бедного северо-западного района робко попросила белые кроссовки — думаю, столь же несбыточное желание.
Я уже писал, что путь, который Европа преодолевала четыреста лет, мы прошли за сорок. Но и сегодня одни китайцы живут, как современные европейцы, а другие — почти как средневековые. Разрыв касается не только истории, но и наших желаний и — в этом меня убедила ванкуверская история — нашего осознания действительности.
Напоследок расскажу вам подлинный случай, произошедший в одном процветающем, многолюдном южнокитайском городе. Там двое безработных похитили шестиклассницу. Подстерегли ее по дороге из школы, вставили кляп в рот и затащили на территорию идущей под снос фабрики — там они и жили. Взяли у девочки номер мобильного ее мамы, позвонили из ближайшего автомата и потребовали выкуп. Неопытные разбойники не знали, что нужно звонить из далекого места. В результате их быстро разыскали. Но до этого они успели одолжить у кого-то двадцать юаней и купить две упаковки с готовой едой — одну съели на пару, другой оделили девочку. Когда явилась полиция, спасенная девочка попросила:
— Отпустите их, они такие бедные.
28 августа 2009 года
Революция
Некоторые западные интеллектуалы удивляются, как это в Китае, стране с достаточно непрозрачной политической системой, так бурно развивается экономика, ведь непременное условие ее процветания — по-настоящему демократический строй. Они упускают из виду, что экономическое чудо подталкивается революцией.
После прихода к власти в 1949 году коммунисты продолжали делать революцию в ходе политических кампаний, вершина которых — большой скачок 1957 года и культурная революция 1966–1976 годов. В наших идущих уже тридцать лет реформах есть и неумеренный энтузиазм первого и насилие второй.
Поговорим сначала о духе большого скачка. В 1978 году, когда провозгласили политику «реформ и открытости», годовой объем производства стали был чуть больше 30 миллионов тонн, в 1980 году — уже более 37,12 миллиона тонн (пятое место в мире), в 1996 году Китай выбился в мировые лидеры и четырнадцать лет сохраняет свои позиции. В 2008 году было произведено 32 процента мирового объема, что выше вместе взятых показателей всех стран, занимающих со второго по восьмое место. К 2008 году мощности по производству стали достигли 660 миллионов тонн, из них 460 миллионов пошли вдело, а 200 миллионов тонн оказались избыточны. При этом все тридцать лет реформ производство стали росло значительно более быстрыми темпами, чем промышленность, которая эту сталь потребляла. Мы словно вернулись к недомыслию большого скачка.