Помимо концертной и композиторской деятельности, Рахманинов активно занимался и музыкально-общественной. С 1909 года и по 1912 год он занимает должность инспектора русской музыки при Главной дирекции Русского музыкального общества. В его обязанности входила проверка состояния учебной работы в музыкальных учебных заведениях. За два года он объехал многие училища страны, присутствовал на уроках, концертах, давал необходимые указания.
В эти годы Рахманинов был тесно связан с Русским музыкальным издательством, созданным в Берлине Сергеем Кусевицким. Главными задачами издательства были пропаганда музыки русских композиторов и их защита от произвола частных издателей. В состав редакционного совета входили авторитетнейшие музыканты: С. Кусевицкий, А. Скрябин, Н. Метнер, Н. Струве, А. Гедике и другие.
Теперь его почитали во всем мире. Кончилась полоса жестоких душевных терзаний и неудач. Теперь он мог многое себе позволить. Владелец крупнейшего концертного агентства в Берлине Герман Вольф, «король» шоу-бизнеса, который привык, чтобы выдающиеся артисты шли к нему на поклон и часами высиживали в его приемной, «удостоил» Рахманинова «великой чести» — предложением выступить в его берлинских концертах. На вопрос Вольфа о размере желаемого гонорара Рахманинов назвал такую цифру, которую Вольф посчитал «дерзко-чрезмерной». Он гордо заявил Рахманинову, что такую сумму у него получает только один пианист — ученик Листа Евгений д’Альбер. На что Рахманинов так же гордо ответил: «Столько фальшивых нот, сколько берет теперь д’ Альбер, я тоже могу взять».
В 1915 году умирает товарищ и соученик Рахманинова по классу Зверева, великий русский композитор и пианист Александр Скрябин. Концертный репертуар Рахманинова состоял главным образом из собственных сочинений. Но в память Скрябина Рахманинов дал несколько концертов из его произведений, в том числе и для того, чтобы поддержать в материальном плане семью Скрябина.
Спустя два месяца после этого Рахманинова постигла еще одна утрата — умер Сергей Иванович Танеев. Эта смерть любимого учителя потрясла Рахманинова. В газете «Русские ведомости» была напечатана первая статья Рахманинова, посвященная памяти учителя. Он писал в ней: «Для всех нас, его знавших и к нему стучавшихся, это был высший судья, обладавший как таковой мудростью, справедливостью, доступностью, простотой. Образец во всем, в каждом деянии своем, ибо, что бы он ни делал, он делал только хорошо. Своим личным примером он учил нас, как жить, как мыслить, как работать, даже как говорить, так как говорил он особенно, «по-танеевски»: кратко, метко, ярко. На устах его были только нужные слова. Лишних, сорных слов этот человек никогда не произносил… И смотрели мы все на него как-то снизу вверх. Его советами, указаниями дорожили все. Дорожили потому, что, верный себе, он и советы давал только хорошие».
Московский период Рахманинова закончился в 1917 году. Сначала композитор, разделив всеобщую радость, приветствовал революцию. Внеся гонорар в пользу солдат русской армии, он написал: «Свой гонорар от первого выступления в стране, отныне свободной, на нужды армии свободной, при сем прилагает свободный художник С. Рахманинов». Но чувство тревоги не покидало его. Композитору было трудно разобраться во всей сложности обстановки. В конце этого года он выехал на гастроли в скандинавские страны. На душе было одиноко, как будто он чувствовал, что больше никогда не увидит свою родину, что покидает ее навсегда.
Начались годы вдали от России. Сергей Васильевич понимал, что благополучие семьи возможно только при постоянном заработке. Его могла дать только концертная деятельность. Чтобы получать выгодные контракты, надо было завоевать публику, подготовить большой новый репертуар.
Рахманинова часто спрашивали, сколько часов в день он проводит за фортепиано. Он всегда отвечал, что успех зависит не от количества часов, проведенных за инструментом, а от понимания того, что пианист на инструменте делает. Он был против механической игры, считая, что, даже исполняя простейшие упражнения, надо всегда играть осмысленно.
Великий музыкант, достигший мировой славы, он до последних дней искал новые пути для совершенствования своего мастерства. Очень интересно описывала Мариэтта Шагинян его репетиции перед концертом еще в юности: «Он играл по восемь часов в сутки обязательно, куда бы он ни ехал и где бы ни был. Причем обычно он упражнялся перед концертом так: брал из вещи, которую должен был исполнять, фразу за фразой или такт за тактом и арпеджировал каждую эту фразу вверх и вниз по роялю множество раз». Так было и в зрелости.
После 15 концертов в Скандинавии Рахманинов уехал в Америку. От разных концертных фирм он получал прекрасные предложения, вплоть до места дирижера Бостонского симфонического оркестра. Но, несмотря на их заманчивость, Рахманинов решил не связывать себя контрактами в незнакомой стране.
Его слава была так велика, что буквально в первые дни его посетили Иосиф Гофман, Фриц Крейслер, Ефрем Цимбалист. С первого концерта, который Рахманинов дал в Америке в декабре 1918 года, начался его концертный «марафон», который продолжался 25 лет.
Ему довелось выступать с выдающимися артистами: Л. Стоковским, В. Дамрошем, А. Тосканини, Ю. Орманди, Д. Митропулосом, Б. Вальтером, П. Казальсом, Я. Хейфецом.
Но его имя возвышалось над всеми этими именами. Слава его распространялась с молниеносной быстротой. Его портреты не сходили со страниц американских газет и журналов.
Его узнавали на улицах. С ним здоровались продавцы магазинов, шоферы такси. Однажды где-то в провинции носильщик, несший его чемодан, сказал ему: «Как вы хорошо играли сегодня, мистер Рахманинов!» Вскоре эта слава стала ему докучать. Его преследовала постоянно целая армия корреспондентов и фоторепортеров. Они могли часами ожидать, когда он выйдет из поезда, из отеля, из концертного зала. Его фотографировали даже оркестранты во время концертов, а корреспонденты пробирались за кулисы сцены. Они искренне не понимали, почему он отказывается позировать, ведь рекламу ставили превыше всего.
Один из репортеров однажды, несмотря на протест Рахманинова, все же попытался его сфотографировать. Сергей Васильевич был вынужден закрыть лицо руками. На следующий день в местной газете появился снимок семьи Рахманиновых, на котором лицо Сергея Васильевича было закрыто его прекрасными руками. Под снимком стояла подпись: «Руки, которые стоят миллионы».
Мы с вами уже поняли, что исполнительское амплуа Рахманинова было связано с двумя инструментами — роялем и симфоническим оркестром. Поэтому закономерно его обращение к жанру фортепианного концерта в течение всей жизни. Каждый из его концертов был своеобразной вехой творческого пути: Первый концерт знаменовал начало самостоятельной жизни композитора, Второй — выход из творческого кризиса после провала Первой симфонии, Третий — расцвет творческих сил, зрелость, новую вершину. И вот — Четвертый концерт. Он служит своеобразным мостом между двумя периодами жизни и как бы отражает перелом и возрождение.
Этот концерт сопровождал композитора 27 лет. Он работал над ним с 1914 по 1926 год. Потом в 1941 году сделал его новую редакцию. Противоречива жизнь этого концерта на эстраде: он был хорошо принят публикой, но получил в основном отрицательную оценку критики. Честно говоря, впоследствии его как бы «затмили» Второй, Третий концерт и Рапсодия на тему Паганини. Для сторонников традиционного, поющего Рахманинова, эмоционально открытого, он несколько аскетичен, более близок фантазии.
Что же предшествовало его появлению? Восемь лет молчания. Еще в России, говоря о своей композиторской деятельности, Рахманинов писал: «Сочинять музыку для меня такая же насущная потребность, как дышать или есть: это одна из необходимых функций жизни. Постоянное желание писать музыку — это существующая внутри меня жажда выразить свои чувства при помощи звуков, подобно тому, как я говорю, чтобы высказать свои мысли. Думаю, что в жизни каждого композитора музыка должна выполнять именно эту функцию. Любая другая сделала бы ее чем-то второстепенным». Для него она была главным в жизни. Представляете, какую трагедию надо было пережить, чтобы не сочинять восемь лет.