И постепенно покрываясь
Безмолвия шершавым мехом…
Возникшие в грязи вокзалов,
В угарных трубах дымоходов,
Мы — дети мусоропроводов,
Мы — дети дырок и подвалов.
25–26.11.1987
Сидела Клава на заборе,
Соображала что к чему.
Пока она соображала,
Откинув вверх соображало,
Внизу Варвара пробежала,
Гоняя по двору Фому.
ноябрь 1987
Прытко девушка бежит
С женихом встречаться милым.
Нос восторженно дрожит!
Счастье морду искривило!
18.12.1987
Теряя ловкость, скачет лошадь. Покрыли сумерки равнину.
Старуха-ночь ползет по кочкам, таща луну на поводке.
И глазом черным смотрит, в окна лица просунув половину,
где лампа тусклая мерцает и мышь скребётся в уголке.
Когда я книгу открываю на сто двенадцатой странице,
и вслух читаю: "..лы кафтана граф вытащил колбасный нож,
подкрался, криво ухмыляясь, и в молодую поясницу
воткнул орудие брезгливо…" — меня охватывает дрожь.
2.12.1987
Однажды Сидоров Гордей
С балкона плюнул на людей.
И, почесав ногтями глаз,
Пошел на кухню кушать квас.
21.12.1987
ДУНЕ СМИРНОВОЙ
Надменный тип с лицом и тростью
В буфете подавился костью.
Гремят кастрюльки, чайник свищет,
Бежит Степан с куском во рту.
Глафира принимает пищу,
Уткнув лицо в сковороду.
Анфиса лупит булку хлеба,
Григорий поедает кекс.
А я мечтаю, глядя в небо,
О зыбких формах Дуни С.
декабрь 1987
Где из воды туман пророс,
Вздыхала самка у струи:
Поверь, красавец абрикос,
Мне тайны свежие твои».
Играя плотью налитой,
Нагие падали плоды.
Сползал в могилу день седой.
Окрест клубился чёрный дым…
Присел на нюхотливый нос
Рассвета пёстрый какаду.
Ей не ответил абрикос,
Катая косточку во рту.
30.12.1987
Кобылы дергали поводья,
Трепя по ветру шкур лохмотья,
Задравши кверху морды тетьи
И веники хвостов.
Зрачков под мехом спрятав гайки,
С боков напрыгивали лайки.
И дребезжали балалайки
Надменных мужиков.
Но виден лук и виден перец,
И на поляне виден немец,
И англичанин крошит хлебец
Фарфоровой десной.
И вот научная старушка
Несёт отверстие в макушке.
И из раскрытой черепушки
Валит туман густой.
Вот зверь на ветке неслучайно
Исполнен важного урчанья
И измененье окончанья —
Последствием тому.
Гласит строкой пузатый Бухель.
Трусит ногой усатый Мухель.
Но полосатый Гугель-Бугель
Вершит конец всему.
11–12.1.1988
Я лесом шел и длинные деревья
Забором городились вкруг меня.
Звенело в небе птичее отрепье.
Бежала тварь, в желудке страх храня.
Окрест трава густилась волосато,
Плелась ветвей колючая броня.
Я лесом шел и некий зверь усатый
Рассматривал внимательно меня.
Трусил куда-то цуцык незнакомый,
Трепя по кочкам плоскость живота.
Я лесом шел и стадо насекомых
Меня кусало в разные места.
Какая-то холера, скорчив морду,
Болталась равномерно над кустом.
Я лесом шел и, глядя на природу,
Махал оптимистически хвостом.
16–17.1.1988
Когда появлялась на небе звезда,
Ты в страхе бежала за мост.
И там, на колени припав у куста,
Бубнила молитву под нос.
Из леса туманного слышался вой.
Кружилась сова, хохоча.
За ворот стекая струей восковой,
На маковке тлела свеча.
Когда ж из-за туч выползал, молчалив
Луны желтолицый горбун,
Ты, кол позвоночника вдруг преломив,
Долбила об землю чугун.
18.1.1988
Годы видоизменяют содержание человека.
Иногда у него на лице чего-нибудь отрастает:
Иногда у него, ни с того, ни с сего, начинает дергаться веко.
Или, вдруг, в волосах насекомых заводится стая,