— Младшего лейтенанта, правда, я при штабе служил. В основном письмоводительством занимался. Но при осаде Смирны людей не хватало, и в бой отправляли всех подряд, так что… — Николас на ходу старался придумать что-нибудь похожее на правду.
— А, тогда понятно, — кивнул ему Защитник Паствы.
Сисси заметно скучала, слушая их разговоры. В конце концов, она оставила их одних, заметив какое-то красивое платье выставленное возле лавки портного. Николас с Олафом вышли на открытую площадь, посреди которой находилось колоссальное по своим размерам пепелище. Кое-где виднелись остатки кирпичной кладки.
— Что это? — напряженно спросил Николас. Он будто наяву чувствовал, как это место кричало от дикой нестерпимой боли.
— Здесь была Великая Библиотека Эскендерии, — мрачно ответил Олаф. — Самое большое книгохранилище во всем Мидгарде. Имперцы первым делом сожгли его, когда ворвались в город. Говорят, пламя здесь поднималось до самого неба, несмотря на то, что здание снаружи было полностью из камня сложено… Кощунство. Ведь сколько книг здесь было: древние своды законов, летописи давних времен, описание дальних земель… Мудрость всего мира, собранная под одной крышей. Дикость, как можно было палить такую сокровищницу?
Охотник с досадой закусил нижнюю губу. И где теперь искать эту таинственную книгу? Он покосился на Олафа. Тот сосредоточенно ковырял носком щель в каменной мостовой.
— Разве ты не должен свято верить в непогрешимость своего Магистрата? — очень осторожно спросил Николас.
— Непогрешимость — слишком громкое слово, — грустно вздохнув, ответил Олаф. — Не пойми меня превратно, я верю в Единого и никогда не преступлю законы Империи, но Защитники Паствы… Они всего лишь люди. А люди не безгрешны. Уж тем более те, в чьих руках сосредоточена власть.
— Но ты ведь тоже один из них, — удивленно заметил Николас.
Олаф пристально посмотрел на него. Николас снова почувствовал вторжение и на этот раз с легкостью показал Защитнику то, что тот жаждал увидеть. Лицо Олафа тут же смягчилось и он продолжил:
— Заешь, кто становится Защитником Паствы?
Охотник отрицательно покачал головой, хотя прекрасно знал ответ.
— Телепаты, люди, которые могут читать мысли других. Такие же колдуны, как и те, против которых мы ведем священную войну. Вся наша верность народу Империи — сплошной обман и лицемерие. Мы служим только своей корысти. Захватываем все новые и новые земли. Обращаем неверных. Крадем детей из родительских домов… Знаешь, я родился далеко за пределами Империи в маленьком лапском городке Виборге в семье бедных фермеров. Там все было совсем по-другому. Епископаты не властвовали над свободными городами, богатые родители не лезли из кожи вон, чтобы отправить свое ненаглядное чадо в Академию… Мне просто не повезло, я родился с «истинным» даром. Поэтому меня без труда обнаружил отряд «Собирателей». Они-то и увезли меня из родительского дома в Константию.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? Ты ведь меня почти не знаешь, — перебил его Николас. Непрошеная откровенность Защитника вызывала в Охотнике непривычное чувство вины.
— Сам не знаю, — горько усмехнулся Олаф. — В Академии у меня никогда не было друзей, тех, с кем бы я мог вот так просто разговаривать. Практически все с моего курса были из богатых имперских семей. Меня доводило до бешенства их высокомерие. Их способности в десятки раз меньше моих и все равно они были выше и достойнее, потому что родились на «благословенной» земле. А те, кого я встречал за пределами стен Академии, сторонились меня из-за этой формы.
— А как же Сисси? — продолжал недоумевать Охотник.
— Сисси? Да ты что! Она слишком наивная… А ты другой… Ты не похож на тех, кого я встречал раньше. Мне кажется, что ты меня понимаешь. Что в глубине души тоже томишься от одиночества и тоски, — Олаф выжидательно посмотрел на него. От продолжения неловкого разговора его спасла Сисси.
— Эй, что за мрачный вид? — весело спросила она, предлагая им угоститься еще теплыми жареными каштанами, а потом, глядя на огромное пепелище, добавила: — Какое убожество, пойдем скорее из этого ужасного места.
Они зашагали прочь, не замечая, как цепкий взгляд не по-человечески ярких глаз провожал их до самого выхода с площади. Вскоре пришло время возвращаться — вечером им предстояло давать очередное представление.
Как только стихли последние аплодисменты, Виктор снова выбрался из шатра через черный ход и, ловко вспрыгнув на неоседланную Лайгу, помчался вверх по дороге. На этот раз Николас решил за ним проследить. Уж слишком подозрительны были все эти ночные вылазки хозяина цирка. Обвязав копыта Серого тряпками, чтобы приглушить шаги, он поскакал вслед за Виктором. Дорога петляла между полуразрушенной городской стеной и курганами, возведенными над братскими могилами тех, кто пал в битве за город.
За очередным поворотом показалась внушительных размеров каменная арка. Привязанная к соседнему дереву Лайга тревожно прядала ушами в сторону дороги. Николас спешился и оставил Серого возле нее, а сам крадучись двинулся дальше. Кладбищенская дорога была узкой. Приходилось все время шарить в темноте ногами, чтобы не упасть, споткнувшись о какую-нибудь неровность. Покрытые мхом и мелкими трещинами камни, изрезанные древними письменами, были похожи друг на друга, как близнецы-братья. Безмолвие могил не нарушал ни один звук. Лишь вдалеке виднелся тусклый огонек факела. Николас беззвучно приблизился к нему и замер, разглядывая сгорбленную фигуру Виктор, склонившегося над стоявшей чуть поодаль от остальных могилой. Почувствовав на себе его взгляд, циркач, не оборачиваясь, спросил:
— Ну что, узнал страшную тайну хозяина цирка Герадер? Побежишь сейчас пересказывать ее своему дружку в голубом плаще?
— Нет… — еле слышно ответил Николас, показавшись на свет факела. — Твои родители?
— Да, — тихо вздохнул Вик.
— Везет, ты хотя бы можешь положить цветы на их могилу, — Охотник засунул руки в карманы, разглядывая рунопись на сером камне.
«Здесь покоится Сайлус Герадер, герой трех войн за веру, последний глава Стражей западного Элама».
— Это ненадолго. Эти изверги собираются «очистить» кладбище. Именно поэтому я так спешил здесь оказаться. Я должен был… успеть проститься, — неожиданно осипшим голосом ответил циркач и отвернулся.
— Простился? Не приходи сюда больше. Это слишком опасно, — бросил ему на прощание Николас. — И уезжай из Эскендерии. Теперь это не место для таких, как… ты.
Виктор бросил на него удивленный взгляд, силясь понять скрытое значение слов Авалорца. Но потом лишь молча пожал плечами и снова погрузился в созерцание каменного надгробия.
Когда Николас вернулся, в лагере циркачей уже погасли огни. Было тихо и безлюдно, но не успел он слезть с лошади, как его окликнул чей-то тихий голос:
— Господин Страж идти с Маньялай.
— Что? — удивленно переспросил Николас. Из темноты к нему вышел силач.
— Господин Страж идти с Маньялай. Шелезгал призывать, — повторил он свою тарабарщину.
— Куда идти-то? — сделал слабую попытку разобраться в его речи Николас.
— Идти с Маньялай, — упрямо настаивал на своем силач.
Охотник тяжело вздохнул и побрел за чудным циркачом. Ночка предвещала быть долгой. Они вошли в город чрез дыру в стене, оставленную осадными машинами, быстро проследовали по узким улочкам в центр города и вышли на ту самую площадь, по которой он гулял днем. Ночью исполинское пепелище сливалось с булыжником мостовой, но запах гари не могла скрыть даже милосердная тьма. Они свернули в какой-то узкий переулок и уперлись в кирпичную стенку.
— Ну и что дальше? — нетерпеливо спросил Николас.
— Ждать, — коротко ответил ему Маньялай.
Неожиданно в земле появились трещины по периметру квадрата площадью в аршин. Поднялась крышка замаскированного под мостовую люка и из него показалась высокая долговязая фигура.
— Маньялай привести Шелезгал Страж. Маньялай уходить, — сказал силач, учтиво поклонился, и направился прочь из тупика.