— Он драматизирует, лёгкое наваждение, но сейчас, как вы видите, всё прекрасно.
— Кхм, да. Ну, я думаю, что можно проводить операцию уже сейчас, если ты согласна.
— Да, давайте.
Доктор Хаит поставил Сабире капельницу и ввел препарат. Мгновенно расслабились пальцы, через две минуты девушка уже не могла сжать руку в кулак. Тело становилось ватным. Сабира чувствовала себя растекающимся джемом.
Она не помнила, как санитары переложили её на каталку, и не слышала, что говорил врач, однако девушка почему-то хорошо запомнила озадаченного Пулата, он внимательно наблюдал за ней. Его привлекли слова, вылетающие из-под пьяного языка Сабиры. Ей вспомнился большеглазый мужчина, который просил о помощи. Такие глаза у него были, прямо как у Пулата — красивые, янтарные. Вновь в голове заиграла заунывная песня о том, что с этих пор всё навсегда изменится.
***
Сабире снился странный сон. И самое странное в нём было именно то, что она осознавала — всё происходит в её сознании, хотя ощущения были такими яркими, словно она находилась в игре. Стояла сейчас в шлеме на врлока и видела бесконечную равнину.
К слову, равнина была непростая. Под ногами девушки была черта, обозначающая государственную границу. Сабира стояла у самого заграждения из колючей проволоки и не шевелилась. Ей стало страшно, что кто-то уволочет её отсюда силой. Ей нравился её дом. Она любила свою маленькую и гордую страну, любила почти болезненной любовью, словно если оторвать от этих гор, то Сабира разобьётся на маленькие кусочки.
Хотя тем же нутром девушка ощущала, что не тот, ах не тот Таджикистан, которым он должен быть. Словно все краски из него высосали, все песни приглушили, всех людей обезличили. И рвалась обида из груди девушки. Она в общем-то и не знала, а каким должен был быть Таджикистан. Но чувствовала, кровь внутри бурлила, желая ей приоткрыть истинный облик любимой страны.
Сабира взглянула под ноги, на земле бесновались черви: они ползали вокруг девушки, напоминая завистников и бесчестных людей, которые то и дело плетут разные интриги. Сабира поморщилась и хотела уйти от них, да только путь назад в Таджикистан закрыли. Теперь только перелазить через заграждение и идти в неизвестность, где её мог ждать только холод чужой страны.
И снова он. Ворвался взрослый мужчина: ещё не старик, но уже близок к этому. Он смотрел и смотрел на Сабиру, беззвучно повторяя: «Он должен найти игру, чтобы спасти себя. Его хотят убить».
После наступила темнота. Девушка проваливалась в глубокий сон, и оттуда поднималась эта песня. Тутутуутууууууту-ты-ты-ты-тыыыыы…ты.
***
Девушка резко открыла глаза и поморщилась. Яркий свет ударил в лицо. Она пощупала свою голову — бинты, значит, операция прошла, и всё хорошо. Но после сна ещё долго не проходило чувство тревоги.
Пулат тоже был в сознании, он с интересом листал голограмму книги. Никогда у него не было такого выражения. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он обернулся, Сабира улыбнулась парню, но он на дружеский жест никак не отреагировал. Она показала ему язык, и Пулат недовольно закатил глаза.
В палату постучались и, не дожидаясь ответа, вошли. Трое мужчин в ярких костюмах прошагали в комнату в сопровождении доктора Хаита. Он был смущен, нервно одергивал свой потемневший от старости халат. Неместные, это стало ясно сразу. Их красочный вид совершенно не вписывался в тоскливую обстановку серо-зеленого города. Самый молодой из мужчин имел очень длинную и плотную оранжевую косу. Он был одет в цветочные брюки, и все его лицо источало радость. И, наверное, блевал он радугой, хотя это Сабира добавила от себя.
Другой же мужчина казался очень важным. Его одежда плотно прилегала к телу и чувствовалась дороговизна ткани, даже когда на неё просто смотришь. Пожалуй, главным ярким элементом его образа была борода цвета фуксии. Но Сабира ей мало заинтересовалась, гораздо изысканнее смотрелись брови мужчины: две злые молнии.
Последний гость — плотный мужчина. И несмотря на его обыкновенность (яркими казались только белокурые дреды), он больше всех отталкивал Сабиру. В его взгляде было нечто мелочное и грубое. Мужчина не скрывал своего пренебрежения к грязным беднякам.
Среди старенькой больницы мужчины смотрелись очень нелепо, но их это похоже не сильно смущало.
— Какой винтаж! — воскликнул с рыжей косой, Пулат с Сабирой одновременно поморщились.
— Мда, у нас вот так, но чистенько, вы присаживайтесь, — доктор Хаит придвинул мужчинам стулья, а сам встал у двери, он слегка покачивался в разные стороны, словно не мог найти себе место.
— Благодарю, — откликнулся мужчина с бородой.