Я нашла ее только благодаря птице.
Я шла в кухню в надежде стянуть немного вечернего кофе у миссис Пертрам, кухарки, и вдруг услышала щебет и какое-то хлопанье. Я замерла посередине лестничного пролета на полпути ко второму этажу и подождала. Все повторилось: тихий трепет крыльев, за которым следует глухой стук. И тишина.
Я пошла на звук. Он привел меня в гостиную второго этажа, носившую название «Зал фараонов», поскольку там хранилась обширная египетская коллекция мистера Локка: красные и синие саркофаги, мраморные урны с ручками в форме крыльев, крошечные золотые кресты – анки – на кожаных шнурках, резные каменные колонны, осиротевшие, вырванные из родных храмов. Комнату всегда наполнял желтовато-золотистый свет, даже сейчас, в густых летних сумерках.
Звук доносился из южного угла комнаты, где по-прежнему стоял синий сундучок. Он трясся, стуча днищем по постаменту.
С тех пор как я нашла в нем дневник, я взяла привычку время от времени возвращаться к сундучку и заглядывать в его пыльное нутро – ничего не могла с собой поделать. Ближе к Рождеству в нем появилась картонная марионетка с деревянными палочками, прикрепленными к конечностям. Следующим летом я обнаружила крошечную музыкальную шкатулку с вальсом в русском стиле, чуть позже – маленькую коричневую куколку, обвешанную яркими бусами, а потом – иллюстрированное французское издание «Книги джунглей».
Я никогда напрямую не спрашивала, но не сомневалась, что это подарки от мистера Локка. Они, как правило, появлялись в самые нужные минуты: когда мой отец в очередной забывал про мой день рождения или не приезжал на праздники. В эти моменты я почти чувствовала, как мистер Локк неловко кладет руку мне на плечо, пытаясь утешить.
Однако в то, что он намеренно спрятал в сундучке птицу, мне верилось с трудом. Я с глубоким сомнением подняла крышку. Что-то серо-золотистое вылетело прямо на меня, будто ядрышко из маленькой пушки, и начало рикошетить по комнате. Это была хрупкая взъерошенная птичка с оранжевой головой и тонкими лапками (позже я попыталась найти ее название, но в справочнике мистера Одюбона не упоминалось ни одного похожего вида).
Я уже отворачивалась, опуская крышку сундучка, как вдруг заметила: внутри лежит что-то еще.
Книга. Небольшая, в кожаном переплете, с потертыми уголками и тиснеными буквами, с которых местами слезла позолота: ДЕСЯТЬ ТЫ ВЕРЕЙ. Я веером пролистала страницы.
Те из нас, кто привык к тесному общению с книгами – проводит свободные вечера в старых книжных магазинах, украдкой поглаживая корешки со знакомыми названиями, – понимают, что при знакомстве с новой книгой просто необходимо ее пролистать. В это мгновение мы читаем не слова, а запах, который поднимается со страниц в облачке пыли и древесных волокон. Книга может пахнуть дорогой бумагой и хорошим переплетом, а может – тонкими страницами и расплывающимися двухцветными оттисками или десятилетиями, проведенными в доме заядлого курильщика, который ни разу ее не открыл. От книг порой исходит запах дешевых сенсаций или кропотливого труда дотошного ученого, литературной значимости или неразгаданных тайн.
Но я никогда не встречала книги, которая пахла бы так, как эта: корицей и угольным дымом, сыростью катакомб и глиной; промозглыми вечерами на морском берегу и жарким, липким от пота полуднем в тени пальмовых ветвей. Она пахла так, будто шла по почте дольше любой посылки, годами скитаясь по свету и накапливая ароматы слой за слоем, как бродяга, одетый в кучу тряпья.
Она пахла так, будто кто-то нашел в глуши дерево приключений, сорвал с него спелый плод, сделал крепкое вино и разлил по каждой странице.
Но я забегаю вперед. Истории надо рассказывать по порядку, у них должны быть начало, середина и конец. Пусть я и не ученый, но хотя бы это мне известно.
Все годы после обнаружения синей Двери я занималась тем, чего ждут от всех своевольных и опрометчивых девочек: боролась с собственным своеволием и опрометчивостью.
Весной тысяча девятьсот третьего года мне было девять лет, а мир только-только распробовал на вкус слово «прогресс». Два брата в Северной и Южной Каролинах увлеченно экспериментировали с летательными аппаратами; наш новый президент недавно посоветовал всем говорить мягко, но носить с собой большие дубинки – это, судя по всему, означало, что наша страна должна напасть на Панаму; в моду ненадолго вошли ярко-рыжие волосы – пока женщины не стали сообщать о головокружениях и выпадении волос, после чего выяснилось: чудесная краска для волос от мисс Валентайн на самом деле – красный крысиный яд. Мой отец пропадал где-то в Северной Европе (он прислал мне открытку с изображением заснеженных гор и двух детишек, одетых как Гензель и Гретель; на обороте было написано: «С прошедшим днем рождения»), а мистер Локк наконец решился взять меня в очередную поездку.