Эдж раздраженно пнул ногой кровать и над ней поднялось облако пыли, а вниз посыпались сотни трупиков различных насекомых, скопившихся там с тех пор, как на ней в последний раз меняли простыни.
Эдж сморщился и вывалил все постельное белье на пол. Затем он задул лампу и улегся прямо на голые пружины. Положив под голову шляпу, он полностью расслабился, не закрывая глаз, и довольный тем, что может одновременно наблюдать за освещенным квадратом окна и узкой полоской света под дверью. Звуки с площади доносились до него приглушенным шумом, изредка прорезаемым пронзительными криками или взрывами хохота. Но у него уже давно не было возможности спокойно отдохнуть, а ощущение оружия в руках давало ему дополнительное чувство успокоения, и он не заметил, как погрузился в сладкую глубокую Дрему.
— Сеньор, достаточно вам пошевелиться, и вы — труп, -зазвучал в тишине чей-то голос.
Эдж резко открыл глаза и взглянул на проем люка в потолке, который он прежде не заметил. Люк был открыт, в него было видно ночное небо и лунный свет, играющий на двух револьверных стволах.
— Это не способ вести разговор, — произнес он и, скатившись с кровати, вскочил на ноги с оружием наизготовку. В тот же миг входная дверь распахнулась и в ней показался человек с направленным на него револьвером.
— Вас же предупредили, сеньор, — произнес он.
— А вот это уже другое дело, — согласился Эдж и замер на месте.
Глава восемнадцатая
Первым попал в комнату молодой парень, спрыгнув из люка. На вид ему было не больше двадцати, невинное гладко выбритое личико, мягкие серые глаза и безвольный рот — все это говорило о том, что он был не из тех людей, кто привык разговаривать на языке оружия, но свободная манера держать в руке револьверы, в данном случае двуствольный «трантер», говорила о большом опыте обращения с подобными вещами. Он не был пеоном, о чем можно было судить по его одежде — белая рубашка и серые штаны, а также богато украшенный пояс с тяжелой пряжкой и великолепно украшенными кобурами.
— Мое имя Рамон Армендарис, — представился он, подбирая брошенное Эджем оружие. — А это мой дядюшка — Мануэль Армендарис. Соответственно один из нас сын, а второй — брат мэра города.
Он произнес это на превосходном английском языке, явно пользуясь случаем щегольнуть своими познаниями в этой области.
— Двое ребят, которые в любое время года выглядят первыми людьми города, — пробормотал Эдж. Стоящий в дверях коротко хохотнул:
— Сеньор Эдж, к нашему мэру не испытывает симпатий даже его собственная мать. И возможно, что она — меньше всех, поскольку воспоминание о тех муках, которые ей пришлось вынести, производя на свет такое чудовище, не доставляет ей никакой радости.
Внимательно оглядев его, Эдж уловил в его лице сходство с напарником. Мануэлю было по меньшей мере семьдесят лет, он был на шесть дюймов меньше ростом и обладал прекрасным комплектом бороды и усов, таких же седых, как и волосы на голове. Глаза у него были того же мягкого серого цвета, но излучали ту горечь, которую придает жесткая долгая жизнь и которой не бывает в юности. Вороненые кольты красовались в его руках.
— Надеюсь, вы нас извините за столь необычный способ вторжения, — проговорил с улыбкой Рамон.
— К тому же мы слышали, что манеры, которыми вы сопровождали свое появление в нашем городке, так же не отличались изяществом и лоском. Естественно, мы предположили, что человек, ведущий подобные поиски, должен быть сверхосторожен, а значит, и опасен.
Эдж лишь хмыкнул в ответ:
— Я спал, как ребенок. Рамон продолжал улыбаться.
— Маленький ребенок с погремушкой в руках, — сказал он, указывая на ружье Эджа.
— Не исключено, что других игрушек у меня в детстве просто недоставало или вообще не было. Первые свои зубы я обломал именно о подобную игрушку.
— Каждому свое, — философски заметил Мануэль, — все мы пережили трудные времена.
— Но это не значит, что мы сейчас должны терять время, — вмещался Рамон, согнав с лица улыбку. — Итак, у вас имеется кольцо, уважаемый сеньор?
— Оно что-нибудь для вас значит?
— Откуда мне знать, ведь я его еще не видел. Эдж свел руки вместе и, сняв кольцо, протянул его Рамону. Тот был вынужден засунуть один из револьверов в кобуру, чтобы взять кольцо. И когда он потянулся за ним, бессознательно отключив внимание от Эджа, тот бросился вперед. Одним движением ног он очутился за спиной у Рамона и, не успел тот опомниться, как левая рука Эджа обвила ему горло, а правая вдавила в спину один из револьверов Эль Матадора. Дядя и племянник смотрели друг на друга с ужасом, сознавая, что оба стоят с поднятым оружием.
— Бросайте револьверы, — посоветовал Эдж, — иначе сразу же после фиесты в Монтийо начнутся похороны.
Юноша напрягся всем телом, и Эдж понял, что он приготовился рискнуть, но Мануэль был гораздо старше и мудрее. Он вздохнул, и его оружие глухо стукнулось об пол.
— Вы слишком молоды, Рамон, чтобы умирать, — вздохнул он, — а я слишком стар, чтобы торопить свою смерть.
Рамон обмяк, и его револьвер тоже полетел на пол. Эдж отпустил его горло и, вытащив у него из-за пояса второй револьвер, отправил его вслед за первым. Затем он оттолкнул Рамона от себя, сунул свой кольт в кобуру и ухмыльнулся, глядя на изумленные лица пленников.
— Я не приготовил мэру подарка на день его рождения, вместо этого я подарю ему жизни двух его родственников.
Я понимаю, что этот подарок немногого стоит, но это все, что я могу подарить в данный момент.
— Вы не обманываете нас, сеньор? — спросил Мануэль.
— Вы же мне сами сказали, что мне не хватает изящества в обращении, так что я не стал бы вас обманывать таким примитивным методом, — ответил Эдж. — Лучше взгляните на кольцо и скажите мне, о чем оно вам говорит.
Рамон вынужден был взять лампу у Мануэля, чтобы отыскать упавшее кольцо. Когда же оно нашлось, старик был вынужден поднести его к самым глазам, чтобы разобраться, что же оно из себя представляет. Это длилось довольно долго.
— Что вас так заинтересовало? — осведомился Эдж, восседая на голых пружинах кровати. Он наклонился вниз, подобрал с пола свое ружье и уложил его к себе на колени, не целясь куда-либо.
Ему ответил Рамон, прислонившись к шкафу:
— Я ничего об этом не знаю. Это мой дядюшка взволновался, услышав о кольце. Он попросил меня помочь ему, только помочь и ничего больше.
— Решили попользоваться легкой добычей? — ухмыльнулся Эдж.
— К сожалению мои глаза уже не те и смотрят не так, как раньше, — промолвил Мануэль и протянул кольцо племяннику.
— Эй, Рамон, может ты разглядишь, что тут за рисунок? Молодой человек пересек комнату, взял кольцо и поднес его к свету. На его лице появилась гримаса разочарования при виде столь явной безвкусицы.
— Ничего стоящего, — нахмурился он, — обыкновенное металлическое хламье. Безделушка и ничего больше.
— Рисунок! — буркнул Мануэль, нервно облизывая губы.
— Змея, — пожал плечами Рамон. — Слишком грубый рисунок, чтобы разобрать, какая именно, Может, жарарака, а может, и гремучка. Не знаю…
При этих словах глаза у старика засияли. Он встряхнул головой.
— Вид змеи не имеет значения, — он взглянул на Эджа. — Где вы взяли это кольцо, сеньор?
— Ну, это уж мое дело!
Подобный ответ не обескуражил Мануэля.
— Быть может, у одного старика? Моих лет? Мексиканца?
— Очень может быть.
Мануэль с удовлетворением кивнул.
— Это очень старая история, сеньор. История бандитской шайки, ограбившей армейскую казну где-то в Соединенных Штатах. Это было давным-давно. Большинство бандитов было убито, и лишь трое из них добрались до Монтийо.
Внезапно Рамон проявил самый живой интерес к услышанному. Он молча переводил взгляд с дяди на Эджа и на кольцо. Последнее уже не казалось ему простой безделушкой.
— Я уже слышал нечто подобное, — ровным голосом заметил Эдж.
Старик вновь кивнул.
— В Монтийо один из бандитов был убит, двое остальных схвачены. Денег так и не обнаружили. Арестованных отправили в тюрьму, и вскоре вся эта история потихоньку, забылась, поскольку сроки бандиты получили большие, а в тюрьмах Мехико мало кто живет долго. Но позже эта история вновь всплыла в людской памяти, но уже в качестве легенды, и обросла при этом многими романтическими подробностями. Одна из них говорит о том, что, когда эту тройку схватили, один из них был при этом убит, как я вам уже сообщил. Так вот, каждый из них имел при себе по кольцу, и эти кольца являлись ключом к тайнику, где были спрятаны деньги.
— Много денег? — срывающимся голосом поинтересовался Рамон.
Мануэль рванул на себе ворот и тихо произнес:
— Как гласит легенда — десять тысяч в американской валюте.
Оба мексиканца выжидающе уставились на Эджа.
— Ваша цифра довольно точна, — подтвердил он. У Рамона перехватило дыхание, а Мануэль шумно вздохнул.
— Очень много денег, — печально вздохнул юноша, — но недостаточно, чтобы делить их на три части.
Ружье в руках Эджа шевельнулось, но своего прицела не изменило.
— Я человек не жадный, — четко проговорил он. — В это путешествие на юг я пустился с целью вернуть отнятые у меня две с половиной тысячи долларов. Именно эта сумма интересовала меня в начале моего путешествия. И если мне дополнительно достанется прибыль в размере чуть более восьмиста долларов, то я буду просто счастлив.
Мануэль согласно кивнул и дернул племянника за рукав.
— Здесь не Мехико, — рассудительно сказал он. — Человек, имеющий в Монтийо сумму в три тысячи триста тридцать три доллара, — очень богатый человек. После нескольких секунд размышления Рамон согласно кивнул, но глядя в неверном свете лампы на его лицо, Эдж понял, что его жадность не исчезла, а лишь временно спряталась за оболочкой притворства.
— Мы еще не знаем, где спрятаны деньги, — отрывисто произнес Эдж.
— Кольцо, — сказал Мануэль, протянув руку. Рамон положил кольцо в ладонь дяди.
— Что ты сказал насчет рисунка? Рамон пожал плечами:
— Змея и только…
Мучительно нахмурив брови, Мануэль над чем-то задумался. После некоторого раздумья он усмехнулся.
— Вероятно, ты еще слишком молод, чтобы наслаждаться теми удовольствиями, которые может предложить южная часть Монтийо. Или же, наоборот, достаточно возмужал, чтобы платить за развлечения подобного рода…
Нескладный Рамон несколько мгновений тупо смотрел на кольцо, сведя в раздумьи брови к переносице. Внезапная догадка озарила его лицо.
— Бордель! — возбужденно воскликнул он. — Я был там. Ну, конечно же! «Эль серпент», змея! Эдж тихонечко вздохнул:
— Мне следовало бы самому догадаться с самого начала. Понятия Луис и бордель — неразделимы. Вперед, друзья!