Анкхарат мчался один. На финише он спрыгнул наземь и первым ушел переодеваться и смывать с себя пыль.
Гонки были окончены.
Ко мне спустился Аталас. Он сжал мое плечо и сказал:
— Мне очень жаль.
Я не успела спросить, что он имеет в виду. Аталас развернулся и зашагал к выходу.
Зрители тоже стали расходиться. Впечатлений было море. Кто-то из них смотрели на меня, показывали пальцем, но я не сдвигалась с места. Однажды из ложи выглянула жена Аспина, прошептала куда-то в сторону: «А с ней что?», но ответа я не расслышала. Зарина пожала плечами и исчезла, даже не попрощавшись. Никто из них со мной не попрощался.
Анкхарата появился из-под арки, ведущей из глубин ипподрома в полном обмундировании, в котором он вчера вернулся домой. Но ни ножа, ни кинжала на нем уже не было. Его волосы были еще влажными.
Он молча прижал меня к себе, поцеловал и так же без слов повел к лестнице, ведущей на крышу опустевшей ложи. Там нас ждал орел. Анкхарат подсадил меня, запрыгнул следом, и мы взмыли в небо.
Но мы не повернули к горе, как я думала. Не пролетели над лестницей, вырубленной серпантином. Я рассчитывала, что увижу хотя бы внешние стены главного Храма, но вместо этого Анхарат повел птицу через город, через реки и мосты над ними. Я увидела заполненную людьми пристань и утлое суденышко, похожее на каноэ. Оно было целиком вырублено из целого необструганного ствола дерева. Мы приближались, и я различила беременных избранниц, которые одна за другой садились в лодку на реке.
А ну да, проводы.
Мы приземлились поодаль и пешком направились к пристани.
Мужья не выглядели опечаленными. Не было жарких прощаний и никто не пролил слез. Только жрецы топтались за спиной у крупного мужчины в белом и выводили низкими голосами заунывный мотив. Тот самый «директор», который приказал наказать меня молчанием после моей выходки на арене.
Я с удивлением обнаружила, что шеи и руки избранниц увешаны ожерельями и браслетами. Усмехнулась в сердцах, вспоминая обычай, надеть на себя все украшения на случай, если муж внезапно выгонит тебя из дому. Похоже, это был именно тот случай. Что унесешь с собой, то и твое. Значит, в их корзинках были не только детские ожерелья.
Их можно понять, решила я и коснулась трех ожерелий, которые выбрала сегодня ради гонок на ипподроме. Их было больше в корзинке в спальне, но я выбрала только эти три, что лучше всего подходили по цвету к моему платью.
Избранницы путались в юбках, им мешали животы, когда они пытались устроиться в лодке. Подтянуть колени к груди, будучи глубоко беременной, не так-то просто.
Наконец, все уселись. Пара гребцов в центре опустили весла в воду.
Седой «директор» в белых одеждах кашлянул. Оглядел собравшихся Сыновей Бога.
— Это все? — спросил он.
Как будто торговец на рынке уточнял, все ли взвесили или есть еще пожелания.
Внезапно Анкхарат отпустил мою руку и шагнул вперед со словами:
— Я ошибся.
Гребцы переглянулись и вернули весла на место.
Я забыла, как дышать.
— Говори, второй сын Бога, — разрешил «директор»
— Я ошибся, избрав эту женщину, — произнес Анкхарат.
— Мать благословила ее? — уточнил жрец.
— Нет.
— Твоей вины в этом нет, второй сын Бога. Некоторые женщины, как пустой сосуд, и сколько бы сил не вкладывал мужчина, Боги не слышат его молитв. Ты отказываешься от нее, второй сын Бога?
Анкхарат твердо ответил:
— Да.
— Но… — выдавила я из себя.
— Ты подчинишься? — обратился ко мне жрец.
Он еще спрашивает? Что я, проклятье, должна ответить? И если нет, не подчинюсь, то что? Опять молчание?
— Анкхарат, что… Что происходит? — мой голос дрожал.
Не говоря ни слова, Анкхарат шагнул ко мне и резким, быстрым движением рубанул кистью по ожерельям на моей шее. Ракушки с треском посыпались на деревянный настил пристани.
Анкхарат развернулся и, наступая на них, с хрустом, словно по первому снегу, отошел к братьям.