Бо-о-о-м-м.
Меня предали. Снова.
Бо-о-о-м-м. Я зажимаю уши, но голова раскалывается. В ушах звенит. Сумасшедший звонарь из Нотр-Дама снова дергает за веревку.
Его тоже предали. Предательство нелегко пережить. Даже, если тебя предупреждали заранее. Ну, как предупреждали… Пытались предупредить.
По моим жилам течет огонь. Он вытекает наружу, под дождь, желтые искры превращаются в звездочки. Я снова слепну и пытаюсь прикрыть глаза руками, но руки не слушаются меня.
Чьи-то тени закрывают невыносимо яркий свет. Ко мне бегут люди. Они кричат мне, хотят узнать, в порядке ли я.
Бо-о-о-м-м.
Как я могу быть в порядке, когда в моей голове отверженный звонарь бьет в колокол? Его, как и меня, предали.
Передайте им, хочу я сказать этим людям, которым мало автомобильных фар и они светят на меня телефонами, скажите Питеру и Хлое, они наверное все еще в том кафе, они наверняка снова целуются. Скажите им, где я, скажите им, что я не пущу их к себе в палату, ни за что… Бо-о-о-м-м!
Синие вспышки кратких молний. От них голова болит еще сильнее. Горбун впадает в исступление. Все кончено, Эсмеральда! Прости-прощай.
Но вместо этого я поднимаюсь на ноги. В какой-то неочевидный для окружающих миг до меня доходит, что все это… уже было. Это не наяву. Даже кровь и раны ненастоящие.
Я помню Анкхарата. Значит, это снова сон. Всего лишь игра разума.
Меня хватают за руки люди, но я иду, карабкаюсь по влажной грязи вверх. Сломанная нога не слушается. Голова гудит. Но все это пройдет, как только я выберусь наверх.
Там медики уже выкатили из машины каталку, они отступают на шаг назад, когда я вылезаю на дорогу.
Я прохожу мимо. Меня предали, знаю. Опять. Снова. Но меня предупреждали. «Прости, если можешь».
Я не знаю, могу ли я.
Сейчас я даже не могу думать о тебе, Анкхарат. Сломать ногу и то не так больно, чем позволить думать о тебе, Анкхарат.
Ты пытался, я знаю, пытался предупредить, но если бы ты предупредил меня, как есть, это могло не сработать. Я могла бы выдать себя и тебя своим наигранным гневом, отчаянием, слишком медленной реакцией. Асгейрр знал только один рычаг давления на тебя — и это была я.
Эта мысль пока не очень помогает. Боль все равно не утихает. Это больно, Анкхарат. Очень больно.
Я иду вперед. Я помню тебя, помню ночи с тобой, и я знаю только одного человека, который объяснит мне, что нужно делать дальше. Что нам ждать дальше. Он умный, очень умный.
Его зовут Питер. Жаль, что вы никогда не познакомитесь.
Он полюбил другую, сейчас я скажу ей, что она подходит ему больше, чем я. Гораздо, гораздо больше. Если дойду.
А я дойду. Обязательно дойду. Ради нас. Ради них.
Ради целого мира, чью историю я не знаю, но они знают. Я, наконец, оценила знания своих друзей.
Лучше поздно, чем никогда? Не знаю. Может быть.
Я иду, ковыляю. Иногда запрокидываю голову и глотаю капли дождя. Внутри меня бушует огонь. Я зла, очень зла на тебя, Анкхарат. Тебе повезло, что я так далеко.
Синие отблески скорой помощи меркнут, машины обдают меня водой. Я могла бы попросить их подвезти меня, если бы внутри них были водители. Но за рулем никого нет.
Это сон, мираж или видение воспаленного разума, сейчас это не важно. Конечно, мне ведь дали какое-то успокоительное, иди знай, что они развели в нем. Но иначе я бы не оказалась здесь. Не смогла бы повернуть время вспять. И снова встретиться с погибшими друзьями.
Мимо проносятся одни и те же машины. Синяя, красная. Красная, синяя. Это закрома моего подсознания. Не исключено, что именно они проезжали мимо меня, когда я мчалась, не разбирая дороги. Это не я, это мозг запомнил их.
Почему же, мозг, ты не запомнил ничего полезного? Например, разговоры Питера и Хлои, которые я слушала часами? Мне не пришлось бы тащиться полумертвой в кафе в надежде вытащить из друзей толику полезной информации, которая может пригодиться мне в первобытном мире.
Я различаю огни придорожного кафе. И вижу Питера.
Теперь это действительно он. Питер стоит так же, как я и запомнила. Вскочил на ноги, опрокинув табурет позади себя. Смотрит через стекло на меня, которой не должно быть на парковке в этот миг.
Но я снова здесь. Потому что меня снова предали.