— Пальма!
Я хочу обнять ее, но она вырывается, выскакивает из воды и бежит вдоль берега. Я ложусь на траву и гляжу на небо. Оно такое чистое и светлое. Как это можно умереть под таким тихим и чистым небом! Пальма прибегает с моей фуражкой в зубах. Значит, фуражку вынесло волной.
— Пальма! Спасибо тебе!
Я обнимаю ее. Она глядит на меня своими теплыми, искрящимися зеленым огнем глазами, стараясь понять меня. Вдруг глаза се гаснут, становятся влажными. И тут я вижу, что Пальма плачет...
...В конце сентября приказом по отряду меня прикомандировали к заставе «Ястребиный утес». На том участке было тревожно. Служебной собаки там не было. Долина весной умерла, а ее дочь Альфа, сестра Пальмы, погибла от пули беломаньчжура.
Нас хорошо встретили на «Ястребином утесе».
Три года тому назад я унес отсюда под полушубком безымянного слабенького щенка, которому суждено было стать знаменитой служебной собакой. Три года моей любви, заботы, воспитания. Три года нашей верной службы на родном берегу Амура...
Круговое течение
Покуривая самодельную трубочку, туго набитую махоркой, Егор Малявин возвращался на заставу. Шел он не спеша, отдувая дым и поглядывая на широкий Амур. За спиной у Малявина винтовка, на левом плече — обыкновенная крестьянская коса. Все утро Малявин находился в Тигровой пади, где пограничники заготовляли сено. Там Егор сгребал сухую траву в копны, потому что косцом он был неважным. После работы ему досталось нести косу. До службы на границе Малявин был лесорубом и плотовщиком и до сих пор славился своими немалыми познаниями в лесном деле. Он мог, например, определить с одного взгляда, сколько дюймовых досок выйдет вон из той старой сосны, что стоит, тихо покачиваясь, в распадке и роняет на траву душистую хвою. А с каким жаром говорил он о плотах!
— Разве они там плотовщики? — указывая рукой на чужой берег, часто говорил Егор.
На том берегу Амура крестьяне, под наблюдением японцев, частенько вязали плоты и пускали их вниз по течению.
— Смех один! — качал головой Егор. — Не успеет плот отойти от берега, как его тут же раскидывает по бревнышкам!
Вот и сегодня японцы выгнали человек двадцать крестьян в распадок. Егор сбросил косу, прилег за черноталом и стал наблюдать. Как всегда, у них там было больше шуму, чем работы. Быстрые волны все время выхватывали у плотовщиков толстые лесины и легко уносили в нашу сторону.
— В свободное время придется подобрать. Не пропадать же добру, — хозяйственно подумал пограничник.
Долго лежал он, наблюдая за недружной работой маньчжур. Наконец плот был кое-как связан и пущен по течению.
И тут Малявин вспомнил родной берег Камы, леспромхоз, караваны плотов, управляемые опытными людьми. Егору приходилось сплавлять особый, крепежный, лес для шахт Донбасса. И никогда, даже в самую большую воду, не случалось у него, чтобы от плота оторвалось хотя бы одно бревнышко.
Он отлично знал, что японцы заготовляют лес не для шахт и мирных строек, а для новых военных укреплений. И в душе даже порадовался, что волны все время разбрасывают плоты и уносят добрую половину леса... К тому месту, где находился Малявин, нанесло течением, вместе с ворохом стружек и ветвей, десяток сосновых бревен.
Егор хотел было уже подняться и итти дальше, как вдруг заметил, что из-за кривуна, где река делает особенно крутой поворот, течением вынесло еще три отменных бревна. Некоторое время они неслись по середине реки, затем их закружило уловом[2] и погнало к нашему берегу.
— Ну и работка, — сказал Егор. — И видят же, что лес к нам идет, а молчат.
Егор заметил еще, что японских солдат, стоявших на склоне сопки со своими «арисаки»[3], вся эта картина даже как будто забавляет. Сначала один спихнет ногой лесину в воду с покатого склона, затем другой, за ним — третий.
Глядя на них, Егору хотелось смеяться. «И все-таки, — думал он серьезно, — чем все это кончится?»
Вот четверо солдат, оттеснив к сопке маньчжур, принесли очень толстое, необструганное бревно и, без прежней лихости, осторожно спустили на воду. Они долго смотрели вслед ему. Затем приказали маньчжурам вновь взяться за дело.
Малявин поднялся, положил на плечо косу, поправил ремень винтовки и зашагал вдоль берега. Шел и почему-то все время оглядывался.