Мао Цин вспомнил случай с Фыном, с добрым веселым Фыном, лучшим рыбаком Тука, и ощутил страх. Это было не так давно, в последних числах мая, когда, во время сильного паводка, вода опрокинула запор[4] в рыбной протоке. Фын хотел укрепить его жердями, но не устоял на ногах и свалился. Промокший, усталый, он вернулся домой, разделся и лег на теплый кан. И тут он с тревогой обнаружил, что нет при нем спичек, целой коробки обгорелых спичек, которую надлежало вернуть в полицию.
Всей деревней вышли искать пропажу. После долгих поисков нашли сперва коробочку, потом мальчишки, ныряя, подобрали на дне протоки двенадцать спичек, а к вечеру, когда все разошлись по фанзам, стало ясно, какая опасность угрожает Фыну.
Случись это в начале или в середине месяца, еще можно было найти выход, но, как навло, месяц кончался, и люди оказались бессильными помочь соседу. Фына обвинили в связях с партизанами, три дня жестоко пытали, требуя, чтобы он назвал людей, приходивших к нему по ночам, но так как Фын не мог назвать ни одного человека и вообще не мог сказать больше, чем он знал, — его расстреляли в полдень на глазах у всех жителей Тука.
Вспомнив все подробности этого дела, Мао Цин беспомощно развел руками, еще не решив, что сделать для спасения доброго юноши, который ушел в сторону Тука. Одно было ясно, что теперь не догнать его. Мао Цин стал ругать себя за то, что взял у юноши все десять спичек, — ему было бы довольно и трех. Тогда участь юноши была бы совсем иной. Что же теперь мог придумать старый, бедный Мао Цин, у которого за плечами была долгая безрадостная жизнь и ветхий мешок со скудным скарбом. После мучительных раздумий он сказал себе:
«Юноша, видимо, не из наших мест. Вряд ли он сунется в жандармерию за спичками. Но кто знает — все может случиться. Разве трудно японцам распространить закон и на другие места. Ведь партизаны скрываются не только в наших горах. Они теперь повсюду. Нет, я не трону ни одной спички. Не думаю, чтобы юноша надолго ушел из города. Когда-нибудь же он вернется. А в городе не так уж трудно встретить знакомого человека, если все время искать его. В крайнем случае буду поджидать его у городских ворот...»
С этой мыслью старик вошел в город.
Был поздний час, и бродить по темным улицам стало как-то боязно. Старик был уверен, что с наступлением темноты в городе запрещено выходить из домов. В Тука такой порядок существовал. Опасливо оглядываясь по сторонам, он медленно побрел узким, безлюдным переулком, пока не увидал при слабом свете луны черепичную крышу пагоды. Вздохнув с облегчением, старик подошел к каменной лестнице храма, где вповалку спали бедные люди. Мао Цин решил, что проведет здесь ночь. Осторожно, чтобы не разбудить спящих, он поднялся по ступенькам, лег и закрыл руками лицо. Но спалось ему плохо. Достав из кармана трубку, он наполнил ее щепоткой табаку и стал ждать, пока проснется сосед. Быть может, у него есть кремешок. Когда сосед проснулся, то, прежде чем открыть глаза, долго и настойчиво чесал грудь, потом голову и, нескоро покончив с этим, обратился к Мао Цину:
— Не даст ли старик табаку, не спится что-то!
Старик, конечно, не отказал соседу, отсыпал на трубку самосаду. Они закурили, разглядывая друг друга в темноте.
— Такого приятного табака нигде не купишь, — сказал сосед, громко зевая.
— Люди курят и получше этого, — ответил Мао Цин.
— Пусть их курят, — хмуро заметил тот, — многие и спят и едят получше нашего.
— Именно так, — согласился Мао Цин. — Не знает ли добрый человек, на какой улице стоит дом господина Шана?
— Не тот ли это Шан, что содержит в городе чайные дома и опиекурильни?
— Не думаю. Господин Шан известный купец, и вряд ли он будет заниматься такими пустяками.
— Пустяки! — засмеялся сосед. — Опиекурильни так набиты народом, что негде иглу проткнуть, а чайные дома посещают самураи.
Эти слова встревожили Мао Цина.
— Правда, японцев осталось в городе не так уж много. Всё куда-то идут и идут.
— Откуда тебе это известно? — осторожно спросил Мао Цин.
— Рогульщик Гу Ан-фа знает все. Посиди денек на пристани, и ты тоже кое-что поймешь. А я, добрый старик, бываю там ежедневно. Недаром сняты патрули у городских ворот. Видимо, нужны солдаты на более важные дела... Зато с каждым ночлегом здесь все больше бедняков. — И, сказав это, рогульщик растянулся на ступеньке и сразу захрапел.
Едва стало светать, Мао Цин, попрощавшись с рогульщиком, отправился по своим делам. Он пересек улицу Семи богов и очутился в узком длинном переулке, где едва расходились встречные рикши. Мао Цину стали попадаться разносчики зелени. Они несли на коротких бамбуковых палках огромные корзины с салатом, морковью, помидорами, зеленым луком, и как ни велика была ноша, они не гнулись под ней, а шагали быстро, почти бежали. Громкими восклицаниями, произносимыми нараспев, они расхваливали свой товар перед заспанными хозяйками, которые понемногу стали выходить из своих домов.