— Почему ты стрелял из маузера?
— Я думал, что вы японцы! — ответил Ли Чао. —Я не мог разобрать...
— Кто дал тебе этот маузер?
— Я подобрал его возле убитого офицера.
— Неправда! Я подобрал его! — сказал Лу Синь и вытащил маузер из-за пояса. — Вот он!
Ли Чао отвел в сторону взгляд.
— Кто ты такой? Почему помогал самураям? Ты хотел вызвать нас из ущелий, устроить нам ловушку? Нет, ты мало похож на местного рыбака. Скорее, ты — японец! Сколько лет ты живешь в деревне?
— Я четыре года живу в деревне, — сказал Ли Чао. — Спросите у всех! Я никому не делал зла.
— Он женат на моей дочери, — сказал высокий старый рыбак. — Он никому не делал зла.
— О горе, какое горе! — заплакала жена Ли Чао.
— Что будет с нами, когда снова придут каратели? — спросил рыбак.
— Мы уйдем в горы! Мы уйдем в горы! — раздались голоса.
Лу Синь повернул Ли Чао лицом к толпе.
— Вы теперь видите, кто он такой?
— Вот ты какой, Ли Чао!
— Знают боги, как мы были к тебе справедливы.
Люди наступали на Ли Чао.
— Расстрелять! — сказал Лу Синь.
Тогда Ли Чао закричал:
— Хорошо, я умру, но что вы будете делать, когда опять придут солдаты нашего императора?
Ему никто не ответил...
На самом краю деревни японец, назвавший себя китайским именем Ли Чао, был расстрелян.
Советский комендант, внимательно выслушав речь старого рыбака, сказал:
— Женщина, по-моему, не виновата, что так случилось. Он обманул ее. Вы более опытные люди, и то не разгадали в нем провокатора. Пусть она остается жить в своем доме. Пусть возделывает огород. Вот мой совет.
— Хао-ба! — ответил рыбак. — Твой совет мудр. Она действительно дочь очень бедного человека. Я так и передам людям.
Он надвинул на глаза старенькую шляпу и подошел к мулу, который лениво пощипывал траву под тенистым кленом. Китаец сел на мула верхом и, доставая ногами до земли, поехал по каменистой тропинке, которая вела в рыбацкий поселок.
На уроке истории
Вот уже несколько дней как учитель спит по ночам не раздеваясь. В этот раз он даже позабыл закрыть окно, погасить свет, и залетевшие с вечера комары кружатся над тусклой керосиновой лампой. Дождь стучит по черепичной крыше низкого дома, и потоки воды громко стекают на каменистую почву. Под унылый шум дождя крепко спится, и загляни сюда прохожий, он наверно подумал бы, что с вечера учитель сильно хватил рисовой водки или выкурил порцию опиума в доме на набережной.
Однако все знали, что Чжан Лун степенный мужчина. Горожане охотно отдавали своих мальчиков в ученье супругам Чжан. И за все годы еще никто ни разу не замечал, чтобы учитель позволил себе отступить от строгих житейских правил, которых он так придерживался.
С наступлением темноты по улицам прекращалось всякое движение, и никто не видел, как спит Чжан Лун в куртке и в ботинках на пышном одеяле, сшитом из разноцветных лоскутьев.
Да, с тех пор как в городок Девять Балаганов пришли японские оккупанты, жизнь потекла по другому руслу. Никто не вмешивался в посторонние дела, никто друг к другу не заходил, а по вечерним улицам шагали одни патрули.
На самом же деле все обстояло совсем иначе, и не было никакого повода в чем-либо худом обвинять Чжан Луна.
...Когда капитан Мацудайра вызвал супругов Чжан в жандармерию и приказал немедленно сжечь все китайские учебники истории и географии, учительнице нужно было промолчать. Но Ли — известно, женщина! — спросила капитана:
— По каким же учебникам будут обучаться китайские мальчики?
— Китайским мальчикам можно не обучаться, — сказал японец, рассматривая учительницу сквозь шестигранные стекла роговых очков. — Покой и благоденствие населения отнюдь не заключаются в том, чтобы обучать детей опасным мыслям. Божественный император великой страны Ниппон позаботится и об этой стороне жизни народа Маньчжоу-Го.
— Значит ли это, господин капитан, что в нашем городе может вовсе не быть школы? — спросила Ли дрожащим дт волнения голосом.
— Все будет зависеть от обстоятельств! — сказал Мацудайра, доставая из верхнего кармана френча белый костяной портсигар и закуривая сигарету. Потом он слегка нажал двумя пальцами крышки портсигара, и они со звоном захлопнулись.
— До сих пор нам еще никто не указывал, что в нашей школе обучают мальчиков опасным мыслям! — произнес, выступая вперед, Чжан Лун. — Мы стараемся вывести их на дорогу...
Капитан не дал договорить. Он уперся руками в стол, поднялся со стула и закричал:
— Что? Выводить на дорогу? В партизаны? Молчать!
— Вы не так поняли моего супруга... — сказала Ли, побледнев. Она вдруг почувствовала себя плохо, и Мацудайра заметил это. Он вышел из-за стола, налил стакан воды из графина, поднес к губам Ли, но учительница отвела своей рукой руку японца и присела на стул.
— Госпожа сегодня домой не вернется! — сказал Мацудайра, поставив на стол стакан. — Она побудет у нас, пока не придет в себя.
— Я сам уведу свою супругу! — возразил Чжан Лун. — Неприлично оставлять ее...
Но Мацудайра грубо прервал его:
— Я не школьник, чтобы меня учить!
Супруги Чжан не заметили, когда Мацудайра успел подать знак и в комнату вошли два солдата с винтовками. Взяв Чжан Луна под руки, они вывели его из помещения. Он был так ошеломлен этим, что, очутившись на крыльце, долго стоял, не зная, что предпринять.
До поздней ночи бродил Чжан Лун по городу, и в голове его возникали мысли одна не лучше другой. Вдруг у него зародилась искра надежды, и он быстрыми шагами направился обратно к дому Мацудайра. Но велико было его разочарование, когда, подойдя к крыльцу, он столкнулся с часовым, который преградил ему дорогу, подняв «арисаки».
— Там у капитана на допросе моя супруга, господин солдат, — сказал учитель. — Может быть, вам известно, что с ней?
Однако часовой, плохо понимавший по-китайски, вместо ответа грубо толкнул учителя прикладом в грудь.