На улице было тихо, чуть слышно шелестели на легком ветру листья кленов. Луна светила так ярко, что видно было, как ходят люди на том берегу реки.
Чжан Лун вспомнил те далекие летние ночи, насыщенные теплом и благоуханием, когда он еще юношей лежал на свежей траве, запрокинув голову, и смотрел, как на синем небосводе зажигаются и гаснут звезды. И весь мир, казалось ему тогда, был раскрыт перед ним. Он твердо верил, что сбудутся его заветные мечты, он станет учителем на радость своему отцу, простому огороднику, который не жалел последних денег на обучение сына. В одну из таких звездных ночей, тайком от родителей, Чжан Лун встретился со своей невестой. Они дали друг другу обещание всегда следовать вместе по намеченному пути, какие бы тернии ни устилали его. Потом они поженились. И хотя родные были недовольны тем, что молодые тратят все свои заработки на книги, вместо того чтобы сшить себе несколько цветных халатов, но в глубине души все же радовались, глядя, как они согласно живут. И все же спустя три года они смогли купить глинобитный домик под черепичной крышей. Все в городе считали их самыми почтенными людьми и ставили в пример многим другим.
Так вся жизнь прошла перед Чжаном, когда он сидел в тишине за столом и смотрел в окно. Ли спала. Потом Чжан вспомнил весь разговор с ней. Он подумал, как им все же повезло. Мацудайра, если бы захотел, мог казнить ее на площади, как это любят делать самураи, пресекая распространение опасных мыслей.
За окном послышались чьи-то приближающиеся шаги, и Чжан Лун быстро погасил лампу.
Ученики радостно встретили супругов Чжан, когда они, после стольких дней отсутствия, вновь пришли в школу.
— Мы знали, что вы вернетесь, мы знали! — наперебой кричали они.
Ли смотрела на своих воспитанников, и сердце ее учащенно билось. Она крепко пожимала протянутые к ней десятки рук, не находя слов, чтобы выразить свои чувства. Но что она могла им теперь сказать хорошего, радостного?..
Когда ученики, по звонку, зашли в класс и сели за столики, кто-то из мальчиков пустил слух, что урок начнется еще не скоро, потому что должен приехать большой японский начальник и все будут ждать его.
— Наверно, тот офицер, что командует на лугу солдатами! — сказал другой ученик.
— Нет, этот еще не главный. В школу придет начальник из того дома, — и мальчик показал рукой в сторону набережной, где стоял дом японской жандармерии, над которым развевался флаг Ямато — багровый круг на белом полотне.
Мальчик не ошибся. В самом деле, супруги Чжан ожидали прихода капитана Мацудайра. Японец пожелал произнести вступительную речь перед новым уроком истории.
В одиннадцатом часу утра к школе подкатила легкая бричка, сплетенная из тонких бамбуковых прутьев. Серая статная лошадь, как только ездовой осадил ее, начала беспокойно бить копытами, словно и она извещала о том, что господин Мацудайра прибыл. Японец вылез из брички, посмотрел на свои начищенные до блеска сапоги, снял до половины белую перчатку с правой руки и поднялся на крыльцо. Навстречу ему быстро вышла Ли, а за ней, со спокойным видом, Чжан Лун.
— Мы давно ожидали господина капитана, — учтиво произнесла учительница. Она подала знак мужу, чтобы и он произнес что-нибудь в честь высокого гостя.
И Чжан Лун скавал:
— Да, у нас все готово для встречи господина капитана.
Мацудайра был доволен приемом и быстро вошел в класс, разглядывая поверх очков поднявшихся с мест учеников. Он подошел к учительскому столику, положил фуражку, достал из кармана свой красивый костяной портсигар и положил рядом с фуражкой. Потом он рукой сделал знак, чтобы все сели. Дождавшись полной тишины, он начал вступительную речь. Японец говорил не совсем чисто по-китайски, но взрослые вполне понимали его; что касается учеников, то они улавливали только отдельные слова из его речи.
— Все должны помнить, что представляет собой земля Ямато и кто правит этой божественной страной. Первым императором Японии был богоподобный Джимму Тенно — достойнейший из внуков богини солнца Аматерасу-О-Ми-Ками. И с тех пор, из поколения в поколение, восходят на престол божественные его потомки...
Мацудайра, говоря о богине солнца и императоре, принял торжественную позу. Грудь его была выпячена, плечи приподняты, глаза устремлены в одну точку. Речь его была отрывиста, точно он произносил команду. Каждая фраза неизменно кончалась странным восклицанием, и это очень смешило учеников. Но Мацудайра, казалось, не замечал этого.