— Может, молодой человек из Сильнара предпочитает медитации?
Несколько секунд мозг Ливия переваривал вопрос владельца.
— Да, предпочитаю. Есть что-то интересное? — спросил Волк, заодно повторяя фартах в своих мыслях. Нужно было вернуть четкость рассудка.
— У меня как раз есть нечто восхитительное.
Владелец неспешно дошел до одной полки и взял оттуда свечу фиолетового цвета.
— Ма’ам. Редкое, редкое южное средство. Оно усиливает медитацию, вводя человека еще глубже…Берете? — спросил мужчина, медленно разводя руки в стороны.
«Да в его рукавах по собаке можно спрятать», — подумал Ливий, а вслух сказал:
— Беру.
— Вот и славненько.
Когда Ливий вышел на улицу, то облегченно выдохнул. Через открытую дверь в торговый дом Волк увидел девушку с первого этажа, которая с сочувствием кивнула. Еще бы, кто, как не она, отлично понимала, как тяжело переносить все эти запахи.
— Уверен? — спросил Мируол. — Ма’ам — штука редкая, но точно тебе нужно? Ты же знаешь, что это, да?
— Знаю, — ответил Ливий. — Не думал, что найду что-то из южной алхимии здесь. Лучшая находка для того, чтобы подготовиться к следующему бою.
Для Волка подготовили комнату. Кузнец Сильнара переделал одно из помещений «Альмалекса», закрыв все дыры и оставив для вентиляции всего одно отверстие. Все ради того, чтобы не терять Ма’ам впустую.
Из чего делают Ма’ам? Пожалуй, жителям Централа это не было известно. Ма’ам — импортное благовоние, привозят его с южной части континента, а сам рецепт передается из поколения в поколения среди небольшой группы мастеров. Поэтому он так ценится среди идущих по пути боевых искусств.
Ма’ам увеличивает эффект от медитации, вводя человека еще глубже внутрь себя. Говорят, что слабые духом от такого уходят в бесконечную медитацию — они не могут отыскать дорогу в реальный мир и остаются в забытье до самой смерти от истощения.
— Выведем из медитации, если не сможешь, — сказал Грисп.
— Спасибо, — ответил Ливий и вошел в комнату. Вслед за ним закрылась дверь.
Ради дополнительной герметичности Грисп установил несколько заклинаний. Одно из них открывало и закрывало отверстие для вентиляции, дозируя порции чистого воздуха.
— Сам бы я так не смог. Сколько было бы потерь? Процентов двадцать? — пробормотал Ливий, принимая позу для медитации.
Зажженная свеча Ма’ама заволокла своим тяжелым ароматом всю комнату. Пусть Ливий и поджег свечу, она не горела, а только медленно плавилась. Можно было не волноваться, что свеча упадет и подожжет комнату: безопасность в долгих медитациях многое значила для идущих.
Настало время погружаться внутрь себя. Сначала Божественная медитация: Ливий осмотрелся в своем мире и уселся недалеко от грушевого дерева. Закрыв глаза, Волк абстрагировался даже от мира Божественной медитации, во всю вкушая атмосферу полного спокойствия.
План Ливия был прост. Развитие с Дыханием Бога шло очень быстро, но из-за дополнительного отборочного тура и небольших промежутков между боями Волк не мог снова вплотную заняться медитациями. А еще был предел тела — только недавно Ливий добрался до него снова.
Теперь все располагало к тому, чтобы погрузиться в себя на все две недели. Ма’ам же увеличивал эффективность медитации вдвое, а то и втрое. Найти такое средство — настоящий переломный момент для развития Ливия. И для этого чемпионата — по крайней мере, Волку хотелось в это верить.
Ощущения и правда были…глубокими. Божественная медитация — это пик, это вершина искусства медитации, попасть куда-то глубже — просто невозможно. Но Ливий был обычным учеником Сильнара на уровне Зарницы, он не мог использовать всю глубину Божественной медитации из-за ограничений своего разума. Ма’ам убрал некоторые ограничения и расширил возможности.
Выйти из этого состояния оказалось непросто. Сознание Ливия будто раскололось на части, пришлось «собирать» себя по кусочкам. Через какое-то время — минуту или вечность — Волк закончил это и с облегчением открыл глаза.
— Это было сильно, — сказал он.
Озеро. Теперь в нем действительно можно было лежать не как в большой ванне, а как в очень большой ванне. Метра два в длину, в ширину столько же, да и глубина приличная — полтора метра точно было.
А еще из озера ручей продолжал куда-то течь: назвать его рекой было как-то слишком громко. Вода бежала по поляне, пока не попадала к границе тьмы — она, к слову, сильно отодвинулась, теперь мир Божественной медитации был гораздо больше.