А еще пьянящую мощь Юпитера, впервые за долгие годы.
«Мир Божественной медитации!», – понял Ливий. Времени было мало: он быстро погрузился в себя, провалившись в собственный мир.
Небеса окрасились в красный, ветра завывали, а через весь мир Божественной медитации протянулась огромная трещина. Казалось, она хочет разделить гору надвое, но даже не рассечь, а разорвать пополам, как кусок хлеба. Трещина становилась все шире и ползла дальше, совсем немного оставалось до озера с грушевым деревом. Когда Ливий увидел это, он шагнул вперед и взмахнул руками.
Волк был хозяином этого мира. Со взмахом его рук земля и камни с двух сторон надвинулись на трещину, запечатывая ее. Но не прошло и секунды, как все труды Ливия пошли насмарку – камни рассыпались, и трещина продолжила расти.
– Нет!
Взмахнув руками еще раз, Волк призвал все свои силы в этом мире. Расколотый мир захлопнулся, скрепляясь в единое полотно. Ливий тяжело дышал. Все это происходило во внутреннем мире, но он чувствовал, что его дух уже на пределе.
«Туда!».
Проблема не была решена. Ливий просто купил себе немного времени – стоило найти источник бед. Будучи хозяином мира, Волк знал, где нужно искать.
Там, где трещина начиналась, на самой границе с тьмой, Ливий увидел ее – силу джинна. Красный многоугольник с сотнями граней вращался, а по его сторонам пробегали неизвестные письмена.
«Может, использовать эту силу?», – подумал Волк и сразу же отверг свою мысль.
Сила джинна была слишком чужеродной. Она напоминала силу самого мира, поэтому столкнулась с Божественной медитацией. Это было столкновение двух миров, где мог выжить лишь один.
Ливий вытянул вперед руки.
«Я не могу от нее избавиться!».
Может, Ливий и мог управлять своим миром, но сила джинна была чужеродной. Настолько, что могла сопротивляться даже Волку, хозяину этого места. Невозможно было уничтожить или развеять эту силу.
Взгляд Волка упал на тьму.
«Стоит попробовать».
Каменные плиты со всех сторон окружили рубиновый многоугольник. Как только плиты захлопнулись, их овили лианы и виноградные лозы. По каменным стенам «темницы» пробежали магические письма, и Ливий зашептал заклинания, запечатывая силу джинна.
У Волка оставалось три секунды – именно столько могла продержаться печать. Переместившись прямо к «темнице», Ливий схватил ее одной рукой и зашвырнул далеко вперед – прямо в прожорливую тьму.
Тьма нападала на мир, Стену и силу джиннов. Ливий знал, что местная тьма ничем не отличается от той, в большом мире. Плиты исчезли за мгновение, а сила джинна… С силой джинна тьме пришлось повозиться.
Будто кусая зубами кусок гранита, темнота мира силилась поглотить неожиданное угощение. Сила джинна сопротивлялась. В ней была заключена огромная мощь, способная посоперничать с тьмой, но увы – тысячегранный рубин смог сражаться всего три секунды. И когда они прошли, тьма накрыла силу джинна, будто одеялом.
Наступила тишина.
– Спасибо, – устало выдохнул Ливий. – Никогда бы не подумал, что буду рад тьме.
Жизнь Волка висела на волоске. Если бы он не догадался нырнуть в мир Божественной медитации, не попробовал сковать силу джинна и швырнуть ее во тьму, то мог бы умереть.
Во время бедствия звери попрятались. Сейчас они осторожно возвращались обратно, поглядывая по сторонам.
– В порядке все, выходите, – махнул Волк рукой оленям. Один из оленей кивнул головой.
«Совпадение», – подумал Ливий. Скорее всего, животное просто повторило мах руки головой, и все же Волк несколько секунд смотрел на оленя, идущего к реке.
Постояв немного на месте, Ливий вернулся к груше.
– Уже поспели.
Оба плода можно было есть. Увы, Ливий не мог этого сделать – сначала стоило развить Ядро. Груши пока могли повисеть, и Волк, на всякий случай окунувшись в озеро, решил немного подождать.
Ничего не происходило. Сила джинна была поглощена и больше не возвращалась.
Тогда Ливий закрыл глаза, чтобы открыть их уже в реальности.
– Сильно же меня угораздило. Меня слышно? Следующий бой хочу провести только через неделю!
Небольшую паузу прервал голос примата:
– Принято.
Кивнув, Ливий вновь погрузился в себя. Ему была нужна эта неделя, чтобы последить за собственным состоянием. Открыв глаза в мире Божественной медитации, Ливий уселся поудобнее. Именно здесь можно было заметить изменения, связанные с силой джинна. Если что-то еще сохранилось, оно должно было появиться со дня на день.
Но все было в порядке. Ливий даже не тренировался, вовсю погрузившись в созерцание природы. Здесь, в мире Божественной медитации, она была… другой. Не такой, как в реальном мире. Изгиб реки, линия леса, расположение цветов и кустарников – все было почти случайным, но при этом незримо отличалось. Ливию так нравилось больше. Весь его мир выстраивался вокруг чувства прекрасного своего хозяина, достигая совершенства.
Стада оленей паслись рядом. Примерно на седьмой день Ливий окликнул рогача, который вел за собой других оленей.
– Эй, ты.
Рогач остановился и уставился на Волка.
– Говорить умеешь? – спросил Ливий, сам не веря тому, что спрашивает.
– Конечно, – спокойно ответил олень.
«Мне не показалось», – со вздохом подумал Волк.
Что делать в такой ситуации, он не знал. Происходящее казалось безумием. Покачав головой, Ливий нашел то единственное слово, которое смог подыскать:
– Почему?
Такой простой вопрос идеально выражал чувства Ливия. Почему олень умеет говорить, пусть и в мире Божественной медитации?
– А почему нет? – ответил рогач вопросом на вопрос.
«Действительно, почему нет? – меланхолично подумал Ливий, смиряясь с безумием происходящего. – Это не реальный мир. Почему бы оленю здесь не заговорить?».
– Остальные тоже умеют?
– Нет, конечно.
Ливий кивнул. «Еще бы, чего им говорить? Они же олени», – подумал он.
– Но ты олень! И они олени! Почему ты разговариваешь, а они – нет?
– Наверное, потому что я – первый, – немного подумав, ответил рогач.
«Первый?».
Разумеется, в этом мире должен был быть первый олень. Тот, что появился раньше других. До этого дня Ливий воспринимал местную живность вполне обычно. Но мир Божественной медитации – это не реальность. Здесь появлялись целые строения из жизни Ливия, почему бы при этом первому оленю не обрести дар речи?
– А еще чем ты от них отличаешься? – спросил Волк.
– Я сильнее.
– Намного?
– Намного, – кивнул олень.
«Его можно назвать оленем-старейшиной. Или даже оленьим богом, если на то пошло. В моем мире появилось такое необычное создание… Но почему?», – размышлял о ситуации Ливий.
– Ты знаешь, кто я?
– Да, творец этого мира. Я благодарен за подаренную жизнь, – с поклоном ответил олень.
– Хорошо. А есть такие же, как ты?
– Олени, умеющие говорить? Нет, – мотнул головой рогач.
– Не олени.
Собеседник закивал головой.
– Да, такие есть. Старый сом, он умеет говорить. Вожак волков. Медведь в глубине чащи. Ворон тоже, но они все хорошо умеют повторять. Может, они все умеют говорить?
– Все может быть, – кивнул Ливий. – Как думаешь, почему ты и другие умеете разговаривать? Зачем это вам вообще?
Олень задумался. Видимо, он раньше никогда не задавался этим вопросом и просто жил. Наконец, рогач поднял голову и посмотрел на Ливия.
– Может, вам не с кем было поговорить?
Глава 17. Два Короля
Старый сом оказался хорошим собеседником. Он жил прямо в озере у грушевого дерева и считался самым старшим среди разговаривающих животных. Говорил сом степенно, как умудренный опытом старик, и тему разговора обсуждал слишком долго, стремясь разобрать на отдельные кусочки.
Волк-вожак, напротив, говорил коротко и отрывисто. Собеседник из него оказался неважным. Но еще хуже был медведь – тот вообще почти всегда молчал, а говорил что-то только в крайнем случае, в основном «да» или «нет».