Только что в очередной раз попробовала поговорить с дядюшкой, но попытка провалилась, даже толком не начавшись. Девушка обнаружила, что ее банально заперли. На стук и крики отозвалась только горничная и испуганным голосом сообщила, что «господин полковник сильно гневаться изволил и открывать не велел».
Девушка хотела возразить, попытаться убедить служанку проводить ее к дяде или хотя бы позвать сюда его самого, но за дверью уже слышались удаляющиеся шаги. Она напряглась, чтобы постучать снова, если потребуется, даже ногой, но новая мысль заставила ее замереть на месте.
Спальня Оливии находилась сразу за стенкой. Представив, как будет веселиться зловредная тетка, прислушиваясь к звукам униженного спора с прислугой, девушка отошла от двери.
Шарлотту часто называли наивной, но дурочкой ее не мог назвать никто. Во время вынужденного бездействия она вспомнила и злобные взгляды Оливии и предостережение в голосе Стефана, когда разговор зашел о тетке. Догадаться, кому Шарлотта обязана внезапным и совершенно беспричинным гневом дядюшки, не составило труда.
«Хотя почему беспричинным? – закусила губу Шарлотта, присев к столу. – Оливия заботливо придумала достаточно вескую причину. А то, что причина надуманная, дяде, конечно, неизвестно… Что же делать?!»
Она взяла перо, выдернула из письменного прибора почтовую карточку и тут же в сердцах швырнула ее обратно. Даже из комнаты выйти не удалось – как тут отправлять почту?
На глаза то и дело наворачивались слезы. Хотелось зарыться в подушки и разрыдаться. Или хотя бы, словно в детстве, спрятаться под одеялом и помечтать, как придет прекрасный принц и защитит от несправедливого мира. Вот только прекрасный принц никак не желал замечать своего счастья, и ждать от него помощи сейчас было по меньшей мере глупо.
– Оно и к лучшему, – покачала головой Шарлотта. – Еще только не хватало, чтобы Оливия поделилась своими лживыми россказнями с герцогом. Тогда мне даже Стефан не поможет вернуть его расположение. Хотя как было бы красиво…
Девушка попыталась отвлечься, представив себе такое спасение, но думать о герцоге почему-то не хотелось. Вместо этого в мыслях упорно всплывал образ Эдгертона: «Стефан… Он наверняка уже приходил… Но что ему сказали? Что он подумает?»
Шарлотта запустила пальцы в волосы, потирая ноющие виски и окончательно превращая в руины остатки прически.
«Стефан наверняка решит, что я опять о нем забыла. Или того хуже – передумала помогать с ритуалом. Как же он теперь…»
Кошмарные картины предстоящего поединка, куда Эдгертон отправится без дополнительной силы, снова выбили слезы из глаз. Шарлотта уже не думала, что без подсказок известного ловеласа ей будет сложно, а то и невозможно обратить на себя внимание герцога Лечовски. Не думала, как встретит ее родная матушка, получив послание с клеветой Оливии. Даже несправедливые обвинения, которые еще вчера заставляли девушку терять дар речи, словно отошли на второй план. Единственная мысль ледяной иглой засела в голове: Стефан на нее положился, а она его подвела. Она ничем не сможет ему помочь, сидя взаперти в дурацкой комнате, даже сообщить о случившемся не может.
Шарлотта зло провела по глазам, словно пыталась втереть обратно вновь набухшие на ресницах слезы. «Если бы только я могла отправить ему записку! – Девушка покосилась на окно. – Стефан уже забирался по этой стене. Зная, что случилось, он бы наверняка сумел попасть сюда снова. Но он не знает… Зато… Зато я знаю!»
Осененная внезапной идеей, она уже гораздо пристальнее посмотрела на полускрытую тяжелыми гардинами раму. Ей даже показалось, что с той стороны едва слышно постучали. Девушка тряхнула головой, отгоняя наваждение: кто может стучать в окна на третьем этаже? Разве что ветер играет листьями плюща. В лучшем случае какая-нибудь ночная птица заблудилась.
«Ага, летучая мышь. Та самая, которую Стефан тут разыскивал», – Шарлотта грустно улыбнулась.
Недавние события казались такими далекими и нереальными, словно были плодом ее воображения. Давно ли господин Эдгертон бросал жаркие взгляды на Оливию и недовольно кривил губы, когда к нему обращалась Шарлотта? Давно ли сама девушка испытывала к нему нечто сильно напоминающее презрение, и только желание наконец завоевать герцога Лечовски заставило ее заговорить с вероломным дядюшкиным гостем?
А теперь она готова из кожи выпрыгнуть, лишь бы помочь этому самому гостю выжить на дуэли.
«Хотя зачем же из кожи, – возразила Шарлотта сама себе. – Достаточно только из окна. Дядюшка меня, конечно, убьет, но…»