КОМСОМОЛЬЦЫ
*
ДЕСЯТЬ ВСТРЕЧ С МУЖЕСТВОМ
ОЧЕРКИ ДОКУМЕНТЫ ЭПОХА
Составитель Октябрина Юринина
Художник Юрий Семенов
М.: Молодая гвардия, 1968
О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
Об этих днях мечтали десятки поколений. Об этих великих днях, перевернувших мир. И в первых рядах тех, кто ринулся на штурм старого мира, шли молодые бойцы Октября.
Сколько их было! Сотни! Тысячи!
Сколько им было лет! Семнадцать! Двадцать!
Комсомол тогда назывался Союз рабочей молодежи «III Интернационал», и во всей московской организации насчитывалось всего около 2 тысяч человек.
У них за плечами был короткий, но трудный жизненный путь — непосильный труд и жестокая борьба. От имени их поколения говорил поэт;
Да, многие из них остались лежать на мостовой, сраженные пулями.
В нашей памяти и в памяти грядущих поколений они останутся всегда молодыми, как вечно будет молод мир, взятый ими с бою.
И они идут с нами. В колоннах. Во главе колонн. Они шагают с нами рядом в Октябрьские дни и ежедневно, по Красной площади — и всюду.
1917
Люся Лисинова —
первый организатор Союза молодежи
в Замоскворецком районе Москвы,
боец Октября.
ПИСЬМА ВЕСНЫ
Л. Алексеева
Люся Лисипова… После Октябрьских боев ее гроб несли на скрещенных ружьях, под звуки не похоронного марша — гимна «Интернационал». Салют на Красной площади не был громким — несколько ее друзей выстрелили из винтовок, но в ту минуту сотни тех, кто стоял на площади, клялись именем Люсик.
Но Людмила Артемьевна, не Люся, а Люсик — так называли ее товарищи. И с этим именем вставал образ…
Маленькая, худенькая, черноглазая девушка в пенсне, с волосами на прямой пробор, чуть рассеянная, как все близорукие, хлопотливая, с изящными и в то же время неуклюжими движениями. Сестры в детство о ней, любя, говорили: «Гадкий утенок… вырастет в прекрасного лебедя».
Таков ее внешний портрет. А внутренний? Он ярко встает в ее письмах, записях, в фактах тех лет.
Училась в Тифлисе, в необычной школе, где преподавали ссыльные, состоявшие под тайным надзором полиции. Не это ли стало началом ее революционной биографии? Ведь ее учителем и другом была Елена Дмитриевна Стасова. Она знала Ленина, распространяла «Искру», участвовала в революции 1905 года. Между учительницей и ученицей установился высший тип отношений — единомыслие, дружба, основанная на восторженном поклонении младшей и бережном отношении старшей, внешне строгой, взыскательной женщины. И вдруг — очередной арест, и Стасову ссылают в Сибирь.
«Елена Дмитриевна, — пишет ей Люся, — знайте, что я хочу при первой возможности поехать в Сибирь, именно в Сибирь я поеду раньше всего… Ох, тогда я увижусь с вами — это одно из самых больших моих желаний! Я вам тогда столько скажу, у меня столько есть чего сказать вам, именно вам лично. Ох, а сколько я от вас услышу! Я уже и сейчас мечтаю о свидании с вами…»
За эмоциональными многоточиями, за своеобразными «ох!» видится истомившаяся девочка: она делится с Еленой Дмитриевной самым сокровенным, она готова для этого поехать в Сибирь. Но судьба разлучила их надолго.
В 1916 году Люсик Лисинова приезжает в Москву и поступает в Коммерческий институт. Здесь — новые друзья, новые партийные связи. И то, что заронила в душу Стасова, быстро дает всходы. Сначала — распространение листовок, газет. Потом — вступление и РСДРП (б). И наконец, партийное поручение — самостоятельно вести марксистский кружок.
Она всегда чувствовала, что человек рожден не только для того, чтобы есть-пить, что главное — отдать себя большому общему делу. И вот это дело нашлось. Рабочим, молодым девушкам, ребятам надо открыть новый мир, будущее — социализм. «Смешно, как можно «мое» сделать «нашим», — говорили скептики. — Никто своего не отдаст». Но Люся верила, что это не фантазия, не утопия, это — ленинизм. Она обрела смысл в жизни.
Сестре, которая жаловалась на тоску, на бесцельность, Люся писала:
«Деточка моя, я так и угадала, что у тебя скверное настроение. Я прямо сама чувствую, как тебе «тяжело-тяжело» — за все, за все. Вот именно за все, вот именно все (уф, как я это понимаю!) отдается острой болью сердца, ноющей раной, болезненной, как будто бесконечной и. неизлечимой тоской…
Аник, эта тоска «необходима», эта «тяжесть за все» — верный спутник хороших, лучших людей, сильных борцов, любящих красоту будущего и страдающих по ней.
…Только теперь, когда я ясно вижу радующую дорогу развития, когда я почти ясно представляю себе, что делать, и — главное когда у меня вся психология меняется, только теперь у меня нет этого бессмысленного спутника. — тоски, именно такой тоски «за все».
И в другом письме (тоже сестре Аник) она продолжает эту мысль:
«…Ура, Аник, хорошо мне. Великое какое-то торжество так и подкатывается к самому горлу комком каким то. Знаешь, бывает и грустна, тяжело, а все-таки хорошо, — таковы уже все мы. Понимаешь, кто? Наша группа, тесная группа социал-демократов….
По вечерам много читаю, занимаюсь, составляю доклады. На моем попечении два больших завода (по 6 тысяч человек), там. большинство женщин, и я два раза в неделю читаю там доклады. Моя цель состоит «том, чтобы дать им основу, канву, по которой они сами потом смогут вышивать узор; фундамент, чтобы они могли потом понять Программу партии, и толчок, после которого они, авось, найдут дорогу к общественной работе».
И дальше:
«Когда из моих рук сырой материал обращается а сознательного рабочего, когда я пробуждаю в нем классовое самосознание, когда я вижу, что это идет стихийно «снизу», что большевизм, и только он, применим на практике без ломки рабочего движения, в такт ему, — тогда я удовлетворяюсь, тогда у меня появляются силы, тогда я живой человек».
Малая Серпуховка, столовая Коммерческого института, обеды, ужины, чаи… А под видом вечеринок и просветительных лекций тут идет пропаганда, здесь скрываются большевики от охранки, здесь печатается нелегальная литература, здесь каждый вечер можно увидеть Люсю. Она вездесуща и неутомима. Из столовой Коммерческого института — на завод Михельсона, с фабрики Брокара — на Даниловскую мануфактуру и т. д.