Неожиданно с нашей стороны бьет по танку артиллерия. Быстро соображаю, наш танк расстреливают свои. Ну, теперь-то уж, кажется, действительно конец. Решили застрелиться, чтобы не быть искалеченными своими снарядами. Но вдруг увидели, что часть снарядов ложится в окопы фашистов, и они убежали из ближнего окопа. В этот момент снаряд попал в левый бензобак, бак разорвало, бензин вспыхнул. «Открывай передний люк, вылезай в окоп!» — командую я. Володька открыл люк, выпрыгнул в окоп к фашистам, я — за ним. Последним вылез командир башни. «Бегите вперед, я сзади буду вас прикрывать с пистолетом!» — крикнул я. Володя вскочил на бруствер, за них Хосе, я остался в окопе. Меня заметили, и весь огонь перенесли на меня. Я перемахнул прыжком про-водочное заграждение, грохнулся на землю и лег в небольшую межу, которая едва прикрывала тело. Постреляв минут десять, фашисты решили, что я убит, и перевели огонь в другую сторону по нашим позициям. «Пока фашисты переведут на меня прицел, пока переставят его, пройдет много времени, и я успею добежать до основного бугорка». Я вскочил и бросился бежать. Перебравшись через проволоку, рухнул в свой окоп. Там я встретил товарищей. Хосе Пастор был тяжело ранен.
Вечером 14 октября беседовал в кругу своих товарищей, а 16 октября пошли на новую операцию».
Такими были они, советские танкисты в Испании.
«Невозможно описать героизм наших танкистов, которые вырывались вперед, вступали в единоборство с батареями, вносили разрушения в боевые порядки противника. Часто приходилось использовать танки в нарушение всех технических и уставных норм, и ии когда не было отказа и сомнения в выполнении задачи. Танкисты вели бой целый день, возвращались в район боя с темнотой, за ночь восстанавливали машины и с утра опять вступали в бой». Так писал советским военный атташе в Испании В. Е. Горев.
Это относится и к летчикам и к артиллеристам ко всем советским добровольцам свободы.
Три года сражалась Испанская республика. Но силы были слишком неравными. Фашисты победили.
А через два года фашистские «юнкерсы» и «мессершмитты» вторглись в воздушное пространство Советского Союза, фашистские асы использовали опыт испанской войны они умели бомбить и обстреливать мирные города, беженцев, санитарные поезда Знаменитая фашистская дивизия «Кондор», воевавшая в Испании, перешла вместо с другими ста шестьюдесятью дивизиями границы нашей страны.
Повзрослевшие мальчишки, не попавшие в Испанию, теперь вышли на бой с фашизмом. И рядом с ними, может быть, немного впереди — те, кто был в Испании, советские добровольцы мира.
«Смерть фашизму!» — был девиз советских людей. «Смерть фашизму!» — откликались французские летчики эскадрильи «Нормандия — Неман». «Смерть фашизму»! — повторяли польские патриоты, которых вел доброволец мира Кароль Сверчевский. «Смерть фашизму!» — отвечали патриоты Югославии, «маки» Франции, подпольщики Венгрии, партизаны Болгарин и Италии, немецкие антифашисты.
«No раsаrаn!» — говорили испанцы, сражавшиеся в рядах Советской Армии.
Фашизм не прошел! И не пройдет никогда. Потому что на страже мира — добровольцы свободы.
В разноплеменных отрядах
Под солнцем любой страны
Великие интербригады
Сражаются против войны!
Поэт говорил от имени своего поколения, от имени миллионов комсомольцев. И когда 22 июня 1941 года на наши города упали бомбы — сотни тысяч заявлений от добровольцев легли на столы военкоматов.
Оружие выдавали. И комсомольцы уходили на фронт, шли в ополчение, в истребительные батальоны и партизанские отряды. Они очень хотели жить, но… они бросались под танки, они закрывали телом амбразуры дзотов, ложились на пулеметы. Они стояли насмерть. Во имя жизни. Во имя коммунизма.
1941
Родина-мать позвала,
и комсомольцы-курсанты
Подольского военного училища,
как и весь народ,
выступили на защиту страны.
ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ ОДНОГО ГОДА
И. С. Стрельбицкий,
генерал-лейтенант артиллерии запаса
Когда «юнкерсы» отбомбились и ушли на запад, на том месте, где бомбы ложились почти одна в одну, несколько минут еще висело низкое бурое облако. Потом оно поредело, и тогда снова стал виден дот — плоская белая черепаха.
Гитлеровцы не прятались. Они как высыпали четверть часа назад из рощи, чтобы посмотреть на работу «юнкерсов», так и стояли теперь вдоль всей опушки: ждали, оживет ли советский дот. Дот молчал.
Между немецкими орудиями стояли и танкисты и пехота. Все пристально всматривались и дот. Он был на виду. Прежде его закрывали дома села Ильинского, но они выгорели, открыв и речную пойму, и двадцать три подбитых танка на ней, и дот на противоположной стороне речушки.
Дот молчал. Вчера он еще вел дуэль с батареями, но сегодня огрызался лишь изредка — видать, на исходе были снаряды. Последние два выстрела оттуда раздались час назад. Одним из них сорвало гусеницу с танка, от другого танк вспыхнул. Двадцать третий — он еще слабо дымился.
Немецкие офицеры, на всякий случай прячась за полуобрушившуюся кирпичную степу школы, рассматривали дот в бинокли. Один из офицеров подошел к зенитной батарее. Длинные стволы опустились, наводчики тщательно прицеливались. Залп! Снаряды взметнули землю рядом с дотом, а один огненным шаром полыхнул на железобетоне.
Гитлеровцы радостно загалдели.
Снова приникли наводчики к прицелам. Залп. Потом снова залп… Целились в зияющее темное отверстие — амбразуру. Целились, как в тире. Огненные шары лопались на поверхности дота — и вдруг глухой взрыв, словно из-под земли. И сразу же еще, еще…
Из дота повалил дым.
Опушка ответила восторженным ревом. Эсэсовец побежал в рощу, и почти сразу оттуда выполз танк, следом второй, третий… Они вытягивались в одну колонну. Пехота, разбираясь по подразделениям, шла через пожарище, через луг к реке.
Они шли вперевалку, «завоеватели» Франции и Польши, вчерашние «герои» Африки, мечтающие завтра хозяйничать в Москве, шли, подоткнув полы шинелей за пояс, чтоб не мешали шагу. Сотни вымуштрованных, отменно знающих свое дело людей-автоматов. Шли, вминая тяжелыми солдатскими сапогами взрыхленную снарядами землю Подмосковья. Казалось, нет силы, что смогла бы остановить их…