Наутро, чуть свет, комсомольцы разбрелись по селу. Придирчиво осматривали каждый сарай, каждую скирду. И вот то тут, то там находили части трактора. Иван Григорьев, товарищ Петра, весело улыбаясь, катил колесо по сельской улице. Один из кулаков, увидев его, зло сказал:
— Ну, погодите, дьяволы! Запомнится вам наша машина!..
Иван показал кулаку кукиш.
Несколько дней трудились комсомольцы. Петр Дьяков нашел больше всех частей. Его, без дальних слов, и окрестили трактористом.
Собирали трактор в просторном общественном сарае. Украдкой туда наведывался Михаил. Он подсказывал ребятам, куда какую деталь ставить. Но водить в поле трактор отказался — боялся мести кулаков. Уходя, он но забывал предупредить ребят: «Уж вы меня не выдайте. Не сказывайте никому, что я был тут».
— Ну и трус же Мишка! — возмущались ребята.
— Долго у кулаков служил, вот и стал робкий, — проговорил Дьяков. — А парень он честный. Подождите, прикрутим хвост кулакам, Мишка сам придет к нам проситься в трактористы.
— А мы попросим его принести разрешение от кулаков, — засмеялся Федоровский.
…Настал радостный день: ребята завернули последнюю гайку на машине. Возбужденный возвращался Дьяков домой. Взбежал по ступеням. И остановился… В дверной ручке белел сложенный пополам листок бумаги. Петр развернул.
«Петька! Не садись за трахтур! И своим стервецам закажи. Потом пожалеешь, да поздно будет!»
Петр в сердцах разорвал листок. Страха он не испытал, но и радостное настроение разом исчезло. «Тьфу, гады! — сплюнул он. — Такой день испортили…»
Утром, поднявшись, Петр попросил:
— Маманя, дай чистую рубаху.
Рубашка была старая, с залатанным воротом. «Встанем на ноги, новую куплю», — решил Петр.
Друзья встретились у сарая. Без дальних слов Петр забрался на трактор, заправленный еще с вечера. Кто-то из парней стал крутить ручку. Мотор несколько раз натужно, с присвистом крякнул и затарахтел.
Петр дал газ. Трактор, подскакивая на колдобинах, быстро покатил по улице. Заслыша шум, из изб поспешили люди. Всем любопытно было взглянуть на нового тракториста. Неожиданно к машине подскочил сын кулака Мельников. Смачно выругавшись, он крикнул:
— Ну, Петька, берегись! Поплачешь теперь красными слезами!
Дьяков, не обращая внимания на крики кулацкого сынка, вывел трактор в поле. Под дружные приветствия коммунаров Петр провел первую борозду.
…Прошло несколько дней. В горячке работы Петр забыл про тот случай на деревенской улице. Но кулаки ничего не забыли.
Однажды Дьяков задержался в поле допоздна. Уже давно померкли, растворившись в чернильной июльской ночи, очертания деревни, а он все пахал. «Еще успею, высплюсь», — думал Петр.
Ночь была душная. От свежевспаханных пластов шел пряный дух земли. Он клубился под лучом неяркого тракторного фонаря. И казалось, будто причудливые фигурки ведут нескончаемый хоровод. Но вот какая-то фигура выросла и пошла навстречу…
«Поди, чудится мне», — подумал Петр и провел ладонью по глазам. Но фигура не исчезла. Опа шагнула вперед, за ней другие… Это были люди.
— Не шалите, ребята! — еще не понимая, что происходит, крикнул Петр, — Не видите разве, пашу ведь.
А люди, словно не слыша, обступали трактор со всех сторон.
— Чего там дальше тянуть, — сказал кто-то.
И тут же несколько рук вцепились в тракториста и стащили его с машины.
— Трактор захватил, собачий сын! На чужое добро позарился! — раздался тот же голос.
Только теперь понял Дьяков, что это за люди. Собрав силы, он начал биться, стараясь высвободить руки. Но кулаки крепко держали его и все прижимали к земле. «Что же станет теперь с трактором? Неужто опять кулакам достанется?!» — пронеслось в голове. И Петр в ярости начал свой последний бой.
Их было человек десять, а он один. Но тракторист не сдавался. Он сражался за всю коммуну, за ее настоящее и будущее. Он бился до тех пор, пока удары железных прутьев по голове не свалили его на землю.
Тут его облили из ведра. И почему-то запахло керосином. Стало нестерпимо жарко и больно. Он горел…
Утром коммунары нашли своего тракториста. В обгорелом, почерневшем теле, похожем на кусок запекшегося мяса, они с трудом угадали черты Петра Дьякова. Как ни странно, он был еще жив.
— Кулаки… — придя на какой-то миг в сознание, выдавил он. — Трактор… спасайте…
…С той памятной ночи в июле 1929 года прошло почти сорок лет. Но не забыли люди про отважного тракториста. До сих пор поют в народе песню про Петра Дьякова:
Немногие только знают, что не умер тогда девятнадцатилетний Петр Дьяков, как поется в песне, а выжил «всем смертям назло». Потом участвовал в боях с врагами в Отечественную войну — и был награжден двумя боевыми орденами. Потом, уже далеко нс в молодом возрасте, отличился при освоении целинных земель, за что получил орден Ленина… И ныне трудится в родной Сибири не стареющий душой коммунар-ветеран. Легендарный тракторист. Человек из песни.
Индустриализация — тоже передний край борьбы за социализм. Не было ни машин, ни материалов. Почти не было специалистов. И если говорить откровенно, то строить нельзя. Но не строить — тоже нельзя. И…
Строили Сталинградский и Харьковский тракторные, Днепрогэс и Комсомольск, «Ростсельмаш» и Кузнецк, Горьковский и Московский автомобильные, строили шахты и домны, строили Магнитку. И знали: город будет, и знали: саду цвесть!
Жили в палатках, землю носили в корзинах и мешках, мерзлый грунт, породу рубили кирками и ломами. Зимой руки примерзали к лопатам, летом от жары слезала кожа.
Да, это было. И было это величьем человеческого духа!
Да, это так. Мальчишки иных веков будут завидовать им, спустившим первый трактор с конвейера, давшим первую плавку в Запорожье, проведшим первый поезд метро, жившим в палатках Магнитки.
1932
Магнитка — легендарная стройка,
с нее начиналась индустриализация в нашей стране.
МАГНИТКА БЫЛА НАЧАЛОМ
В. Песков
Магнитка… Конечно, сразу хочется увидеть знаменитую гору, от которой все и пошло. Слышал о ней в разговорах, в газетах. Знаешь, что это клад необычайной цены, что японцы в свое время предлагали царю за гору двадцать пять миллионов рублей. И теперь стоишь растерянный: горы нет. Далеко внизу — почти игрушечный экскаватор, змейкой бежит состав с вагонетками. Тебе объясняют: «Гора была как раз на месте этого котлована…» За котлованом до горизонта стоят белые, красноватые, сизые облака. В погожий день, когда дымы и пар столбами уходят вверх, можно попытаться сосчитать трубы. Я насчитал двести семнадцать и сбился. Целый город темных, непривычных для глаза строений: эстакады, трубы, мосты, краны, шеренга домов.