Ей же всегда хотелось увидеть Рим. Скорее всего, она все равно туда бы не поехала, даже и без лорда Ньюбури, вожделевшего ее широких, плодовитых бедер, но раньше оставалась надежда…
Она на минуту прикрыла глаза, чтобы не расплакаться. Вот она уже и думает так, словно этот брак — fait accompli[6]. Она, конечно, продолжает убеждать себя, что еще может отказаться, но это всего лишь подает голос отчаявшийся, бунтарский уголок ее сознания. А та часть ее личности, что отличается практичностью, уже приняла сложившиеся обстоятельства.
А значит, дела обстоят следующим образом: она и в самом деле выйдет замуж за лорда Ньюбури, если он сделает предложение. Да, он ужасный, да, он отвратительный, но она на это пойдет.
Аннабель вздохнула, чувствуя себя полностью уничтоженной. В ее жизни не будет никакого Рима, никакой романтики, никакой… кучи других вещей, о которых она сейчас даже и вспомнить не может. Зато ее семья будет хорошо обеспечена и, как говорила бабушка, возможно, Ньюбури вскоре умрет. Мысль конечно, подлая и бесчестная, но Аннабель чувствовала, что не в силах вступить в этот брак и не цепляться за нее, как за спасение.
— Вы явно о чем-то задумались, — раздался сзади глубокий голос.
Аннабель медленно кивнула.
— Плачу вам по пенни за мысль.
Она сделала попытку улыбнуться.
— Просто размышляла.
— Обо всем, что вам необходимо сделать. — Он, вроде, высказал догадку, но тон вовсе не звучал вопросительно.
— Нет. — Она мгновение помолчала, а потом произнесла: — Обо всем, чего я никогда не смогу сделать.
— Понятно. — И после короткой паузы он добавил: — Простите.
Внезапно она круто развернулась, моргнула, словно прогоняя с глаз пелену, и прямо посмотрела ему в лицо.
— Вы когда-нибудь бывали в Риме? Дурацкий вопрос, я понимаю. Я и имени-то вашего не знаю, да и не хочу знать, во всяком случае, не сегодня, и все же… вы бывали в Риме?
Он отрицательно мотнул головой.
— А вы?
— Нет.
— Но я был в Париже, — сказал он. — И в Мадриде.
— Вы воевали, — догадалась она. Поскольку как же еще он смог побывать в этих городах, учитывая обстановку на Континенте?
Он слегка пожал плечами.
— Не самый приятный способ повидать мир, но лучше, чем ничего.
— Это самое удаленное от дома место, где довелось побывать мне, — призналась Аннабель.
— Вот это место? — Он моргнул, потом ткнул пальцем прямо перед собой. — Эта вот пустошь?
— Эта самая пустошь, — подтвердила она. — Думаю, Хемпстед дальше от моего дома, чем Лондон. А может, и нет.
— А это имеет значение?
— В общем, да, — сказала она, сама удивившись своему ответу, поскольку на самом-то деле это не имело никакого значения.
Однако у нее было такое чувство, что должно иметь.
— Нельзя что-то утверждать с такой самоуверенностью, — проговорил он, улыбаясь.
Она почувствовала, что тоже улыбается.
— А я вот обожаю уверенность в себе.
— Как, наверное, и все мы?
— Может, не все, а просто многие? — кокетливо спросила Аннабель, начиная наслаждаться этой игрой.
— Некоторые считают, что уверенность во всем — безрассудна.
— Некоторые?
— О, я не из их числа, — успокоил он. — Но такие часто встречаются.
Она рассмеялась, легко и искренне, от всего сердца. Она смеялась громко, нисколько не изящно, и чувствовала себя при этом замечательно.
Он прыснул вместе с ней, а потом спросил:
— Рим, я так понимаю, первый в списке того, что вам никогда не удастся сделать?
— Да, — ответила она, в то время как ее легкие все еще покалывало от смеха. То, что она не увидит Рим, больше не печалило ее столь сильно. Ведь она только что так весело, так счастливо смеялась!
— Я слышал, там бывает довольно пыльно.
Они оба смотрели куда-то перед собой, и потому она повернула к нему голову через плечо.
— Правда?
Он тоже слегка повернулся, так что теперь они смотрели друг на друга в упор.