Себастьян высидел второй акт в основном по настоянию Оливии. Ему не терпелось отправиться домой и засесть за письменный стол (прокаженный на лестнице породил в нем целый рой разнообразных фантазий), но она буквально втолкнула его в соседнее с ней кресло и прошипела:
— Если ты уедешь прямо сейчас, все решат, что ты поехал вместе с мисс Уинслоу. Я не позволю тебе уничтожить репутацию бедной девочки в первом же сезоне.
— Она же отправилась домой с леди Луизой, — запротестовал он. — Меня что, считают способным на ménage a trois[12]?
— На что?
— Ты меня отлично поняла, — сердито ответил он.
— Все решат, что это просто хитрость, — объяснила Оливия. — У леди Луизы, возможно, и безупречная репутация, зато твоя от безупречной далека. Ну, а то, как ты вел себя с мисс Уинслоу на протяжении всего первого акта…
— Я с ней разговаривал.
— О чем вы говорите? — Это Гарри вернулся из фойе и пытался пробраться мимо них на свое место.
— Ни о чем! — рявкнули они хором, поджимая ноги, чтобы дать ему пройти.
Брови Гарри поползли вверх, но он только зевнул.
— А куда все исчезли? — спросил он, садясь.
— Мисс Уинслоу стало дурно, — объяснила Оливия. — И леди Луиза вызвалась проводить ее домой. И обе ее тетушки тоже уехали.
Гарри пожал плечами и углубился в программку, поскольку опера интересовала его гораздо больше, чем всяческие слухи.
Себастьян повернулся к Оливии, а та снова гневно сверлила его глазами.
— Ты все еще на меня сердита?
— О чем ты только думал? — приглушенно произнесла Оливия.
Себастьян бросил взгляд на Гарри. Тот, казалось, с головой погрузился в либретто и не обращал никакого внимания на разговор.
Зная Гарри, можно было с уверенностью сказать, что он слышит каждое слово.
Себастьян решил, что ему наплевать.
— С каких это пор ты стала ангелом-хранителем мисс Уинслоу? — спросил он.
— Ничего подобного! — пожала Оливия точеными плечиками. — Просто она явно не осведомлена о нравах, царящих в свете, и ей необходимо руководство. Леди Луиза просто молодец, что увезла ее домой.
— А откуда ты знаешь, что леди Луиза увезла ее домой?
— Ох, Себастьян! — она бросила на него нетерпеливый взгляд. — О чем ты спрашиваешь?
На этом все и кончилось.
Пока он не приехал в клуб.
Там ему показалось, что вокруг разверзся ад.
Глава 11
— Ах, ты, сукин сын!
Вообще-то Себастьян был довольно наблюдательным человеком, обладал отменной реакцией и здоровым инстинктом самосохранения. Просто в этот вечер его мысли почему-то были заняты только изгибом губ мисс Уинслоу и, входя в клуб, он не особенно глядел по сторонам.
Именно поэтому он не заметил приближения дядюшки.
И его кулака.
— Какого черта?!
От удара Себастьян врезался в стену, и плечо тут же заныло едва ли меньше глаза, где уже наверняка наливался фингал.
— С самого дня твоего рождения… — злобно прорычал дядюшка. — С самого дня твоего рождения я не сомневался, что у тебя нет ни капли совести, ни грана достоинства, но это…
Это? Что «это»?
— Нынче вечером, — дрожащим от ярости голосом продолжил дядя, — ты превзошел сам себя.
«С самого дня моего рождения, — устало подумал Себ. — С самого дня моего рождения». Да, пожалуй, тут дядюшка сказал правду. Сколько Себ себя помнит, лорд Ньюбури вел себя злобно, жестко и оскорбительно, находя все новые и новые способы заставить маленького мальчика почувствовать собственную ничтожность. Став взрослым, Себастьян понял, что вражда была неизбежна. Ньюбури никогда не любил отца Себастьяна. Адольфус Грей был младше Ньюбури на одиннадцать месяцев, но при этом выше, сильнее и красивее. А возможно, и умнее, хоть Себу и приходилось признать, что отец никогда не любил корпеть над книгами.
А еще дядя считал мать Себастьяна возмутительно недостойной их семьи по социальному положению.
А самого Себа — отродьем дьявола.
Себ научился с этим жить. А подчас и не обращать на это внимания. Нет, правда, он не очень-то и переживал на сей счет. Дядя его раздражал, как мерзкое, надоедливое насекомое, пусть и слегка крупноватое. И вести себя с ним следовало так же: пока можешь — игнорируй, не выходит — прихлопни.
Но вслух ничего из этого Себастьян не произнес. Поскольку — а какой смысл? Вместо этого он восстановил равновесие, краем сознания отметив, что вокруг собирается толпа.