Последние слова приговора Андрей слушал, словно во сне. Что-то неестественно-жестокое было в словах судьи, что-то, не поддающееся никакому пониманию. Разумному осознанию того, что сейчас происходит в этих, похожих на зал судебного заседания стенах, и не бред ли это сумасшедшего. Его мозг работал, напряженно работал, но тело не слушалось. Он, как наркоман, вертел расширенными зрачками по сторонам, дико, испуганно оглядывая своих палачей, не в состоянии как физически, так и морально им противодействовать. Судья снова зазвонил в колокольчик и Андрей краем глаза заметил, что в гостиную вошли двое здоровенных мужчин, которых он ранее не видел, и направились прямо к нему. Сильные мускулистые руки схватили его под мышки, подняли, словно ребенка и понесли куда-то за толстые гобелены, где скрытая ими от лишних глаз, находилась еще одна дверь, ведущая в маленькую комнатку с белыми, словно больничными, стенами и ярким рассеянным светом, который исходил откуда-то сверху. Посередине комнаты стояла металлическая кровать, похожая на медицинскую каталку с колесами, и прорезиненным матрасом на ней. По обе стороны каталки свисали кожаные ремни с застежками для запястий рук и ступней ног человека. Маленькая подушечка в наволочке голубого цвета в голове каталки довершала это странное ложе. Мускулистые руки аккуратно положили тело Андрея на матрас и профессионально застегнули ремни на его запястьях и ступнях. Зашла Верочка, неся в руке капельницу, на которой были закреплены два медицинских флакона, в которых находилась какая-то светлая жидкость. Она подошла к Андрею, улыбнулась странной наигранной улыбкой, и мягко сказала:
– Не переживайте, Андрей Петрович. Я сейчас вставлю вам в вену катетер и введу раствор тиопентотал натрия. Это сильное снотворное, от которого вы уснете и ничего не почувствуете. Смерть будет легкая, гуманная, во сне…Может даже вы будете видеть сны… – С этими словами Верочка перевязала жгутом руку Андрея, обработала спиртом и легким движением вставила катетер для внутривенных инфузий. После чего выпрямилась, бросила мимолетный взгляд на его бледное, словно полотно, лицо, и быстро вышла из комнаты. Андрей остался один. Лампа сильно светила в глаза, мешая видеть что либо вокруг себя. Он понимал, что это уже не шутки, не игра. Это – реальность. Страшная, дикая, средневековая реальность. Но он ничего не мог сделать. Он не мог даже закричать, так, как язык не слушался. Внезапно Андрей услышал, как кто-то вошел в комнату. Мягкими шуршащими шагами к нему подошел отец Феофан – Младенов Игорь и положил свою ладонь ему на лоб. Боже! Какая горячая ладонь! Сколько же в ней тепла и энергии!
– Я пришел исповедовать тебя, сын мой. Есть ли что сказать тебе Господу?
– Прости…Прости меня, Игорь…Прости, отец Феофан… – преодолевая невероятное усилие воли проговорил Андрей и тяжелая соленая слеза тоненьким ручейком скатилась по щеке к уху, немного задержалась, и упала на голубую наволочку подушки. Затем еще одна и еще… Андрей плакал…Плакал, как младенец. Он плакал по своей семье, по своей мучительной жизни… Это были слезы сожаления, слезы искреннего раскаяния.
– Господь простит… – отец Феофан снова положил на мгновение свою горячую ладонь Андрею на лоб, словно прощаясь, и тот час, развернувшись, вышел из комнаты. Андрей повернул вслед за ним голову и увидел возле двери большое застекленное окно за которым стояли судья, прокурор и адвокат. К ним присоединился отец Феофан. И снова зашла в комнату Верочка, но уже молча, не произнеся ни слова, открыла краник на капельнице. Белая жидкость из одного флакона медленно поползла по трубочке к его еще живой, пульсирующей вене… Через мгновение Андрей погрузился в тяжелый, глубокий сон, вызванный действием сильного препарата.