Неизвестно, что он нашел в ее глазах, но резко опустил ладони и долил себе виски.
— Ты веришь в предсказания? — спросил Ян.
— Не особо, — усмехнулась Катя.
— Когда-то, еще школьником, до встречи с Машей, друзья привели меня к гадалке. Тогда я тоже не верил. Гадалка разложила карты, и взгляд у нее стал такой… странный… Знаешь, не очень-то приятно прийти к женщине, которая вроде как видит твою судьбу, и натолкнуться на такой взгляд. В общем, она сказала, что я проживу несколько жизней. И все они разные. И ни в одной из них я не буду на кого-либо работать, — Ян заулыбался. — Я тогда повеселился, представляя, как бы на это отреагировал мой отец, — его голос снова стал серьезным. — Но при этом у меня будут деньги. Будет любовь, которую я потеряю. А женюсь я на золотоволосой иностранке. Успокоюсь. Буду жить за границей, растить детишек.
Ян задумался, словно пытался представить такое будущее — и не мог.
— Знаешь, когда я впервые увидела тебя, ты показался мне жутким, — призналась Катя.
— Жутким?! — Ян не мог поверить своим ушам.
— Да! — рассмеялась Катя. — Как в комиксах рисуют — супер-злодей. Я чуть было не повернула назад. И это притом, что идти мне было некуда. Твои волосы… Мало того, что рыжие, еще и до плеч. У нас бы тебя обходили стороной. Словно в тебе заключается плохая сила.
— Плохая сила, — кашлянув в кулак, повторил Ян. — Вы из какого века, девушка?
— …Но особенно — твои глаза. У них необычный цвет. Невольно пытаешься разобраться, какой именно, и в этот момент — все, бутон захлопнулся, и жидкость внутри цветка уже переваривает комарика.
Ян хитро глянул на нее.
— Ты только что сравнила меня с растением?
Катя хихикнула.
— Хищным растением. Нет, не тебя, твой взгляд.
Ян скорчил серьезную рожицу.
— Мне надо подумать над этим.
— Не надо, — рассмеялась Катя. — Это было только первое впечатление.
— Теперь я не кажусь тебе злодеем?
— О, нет! Теперь я осмелела — или опьянела — настолько, что запросто могу даже коснуться твоих дьявольских волос.
Она протянула руку. Ян перехватил запястье и поцеловал его. И не отпустил.
— Помнишь мое желание? Что ты будешь говорить мне правду? — спросил он.
— Да, — ответила Катя, чувствуя, как от тона его голоса внутри все переплавляется в лаву.
Ян склонился к ней.
— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду… — он провел ладонью по ее волосам. Локоны скользнули по коже — и это нежное, почти невесомое, прикосновение причинило Кате невыносимо-острую, сладкую боль. — Вчера вечером, перед тем, как вошла Марго… Ты бы оттолкнула меня?
В животе у Кати стягивался тугой узел из страха, томления и желания. Невозможно думать, чувствуя это.
— Не знаю… — она словно слышала свой голос со стороны.
— А сейчас? Сейчас ты оттолкнешь меня? — Ян отстранился, он больше не касался ее — словно давал свободу выбора.
Катя молчала. Она чувствовала, как Ян рассматривает ее профиль, перетекая взглядом с переносицы на губы, чувствовала его взгляд, теплый, волнующий. Ян мог бы остановиться — если бы она захотела. Катя пыталась заставить себя поднять голову — и встретиться с ним взглядом, но не смогла этого сделать.
— Нет, — едва слышно ответила она.
Ян все еще медлил, потом коснулся кончиками пальцев ее подбородка, повернул лицом к себе и дотронулся до ее губ своими, мягко и нежно. Затем чуть отстранился, давая ей последний шанс сбежать. Катя, словно находясь в невесомости, на пределе чувств, сгорая от желания и стыда, замерла. Но спустя одно биение сердца сама нашла его губы. Ян тотчас же отозвался. Она отвечала на его поцелуи все жарче, отдаваясь желанию целиком, а потом соскользнула — то ли на одеяло, расстеленное на полу, то ли в пропасть, где падение превращается в полет.
Глава 17. На утро
Обнаженная, прикрытая простыней, Катя лежала спиной к Яну. Ее глаза были открыты. Она не шевелилась и старалась дышать глубоко и ровно — притворялась, что спит. Ныл низ живота, но телу было приятно. Хотелось выгнуться, сладко потянуться кошкой.
Катя помнила — словно переживала это снова — как Ян мучительно медленно стягивал бретельку сарафана с ее плеча, как прокладывал поцелуями дорожку от шеи все ниже, его волосы щекотали ее подбородок. А потом остались только прикосновения губ, такие чувственные, что все остальные ощущения исчезли… Она зажмурилась, чтобы прервать поток образов: тело и так горело, словно она заболела. От одних только воспоминаний… Катя с трудом заставила себя вернуться в это утро, в эту постель.