— Вот как… И кто он?
Сгорая от стыда, Катя не могла заставить себя посмотреть Валере в глаза.
— Ты не знаешь его.
— Ты изменяла мне с ним? — от леденящего спокойствия его голоса Кате стало не по себе. — Это важный вопрос, Катюша. Возможно, мне нужно провериться.
Ну, почему мужчина не может оставаться джентльменом до конца?..
— Нет, не изменяла, — потухшим голосом ответила она.
— Ты жила со мной, спала со мной, но любила другого мужчину? — похоже, это и в самом деле не укладывалось у него в голове.
— Я думала, это пройдет, — она, наконец, подняла голову.
Ответный взгляд Валеры был красноречивым. Катя догадалась, каким словом он назвал ее в мыслях. Щеки снова зардели, но глаза она не опустила.
— Ладно, Катюша. Давай, выпьем. За тебя. За меня. За Рождество.
Чокнулись. Катя — только протянула бокал. Валера — сильно, со звоном, пролив напиток в салат «Оливье». Она пригубила. Он выпил залпом.
— Слушай, Катюша… — Валера, как ни в чем не бывало, принялся нарезать буженину. — Ну, скажи, чего вам, бабам, не хватает? Шикарная квартира. Хорошая должность. Машину подарил. Домработницу отплачиваю. Ты же, как у Бога за пазухой! Ну, что еще тебе нужно?! — Валера со звоном опустил на блюде нож с вилкой, так и не дорезав последний кусок.
— Он, — тихо ответила Катя. Валера злился, не понимал, но по тону его голоса было слышно: он смирился, принял. — Можно, сегодня я здесь переночую?
— Оставайся. Рождество, как ни как.
Валера откинулся на спинку кресла и стал нажимать кнопки на пульте от телевизора, методично, медленно, словно с одного удара вбивал гвозди.
Он все щелкал, не останавливаясь ни на одном канале, и даже, казалось, глядя поверх телевизора. А Катя, то ругая себя, то благодаря, неотрывно смотрела на мельтешащую картинку экрана. Наверное, со стороны они выглядели довольно странно.
Глава 33. Дорога домой
Водитель такси вышел покурить, а Катя осталась сидеть в салоне. Этой ночью свет на первом этаже — в квартире Яна — снова не горел. Слепые окна. За четыре последних месяца Катя видела их разными. Размытыми пеленой дождя, занесенными снегом. Отражающими солнце и черными — словно в квартире недавно полыхал пожар. Окна меняли оттенки, меняли настроение. Иногда смотрели с надеждой, иногда обреченно. Они были разные, но всегда — неживые. За четыре месяца в них ни разу не зажегся свет.
Каждый вечер Катя приезжала на эту парковку у входа в парк — на своей машине или на такси — и смотрела в окна, которые с такого расстояния выглядели крошечными. Сначала ритуал казался важным, приближающим ее к Яну. Потом — чем-то вроде искупления. Затем — формой самоистязания. И, наконец, — тягой преступника к месту преступления. Но, спустя четыре месяца, это стало казаться тем, чем и являлось — пустой тратой времени. Ян мог появиться здесь через двадцать лет — или не появиться вовсе. Эти мысли преследовали Катю днем, а вечером она все равно мчалась сюда.
И вдруг одно из окон заполыхало апельсиновым светом.
Катя не сразу в это поверила — но тело тотчас отреагировало на увиденное: молоточками застучала кровь в висках, гулко забилось сердце. Еще раз проверила: да, то самое окно. Там, за кухонной шторой, что-то вспыхивало и затухало, двигалось и замирало. Там, на кухне, был Ян.
Прилипнув взглядом к окну, Катя не сразу нащупала ручку, чтобы открыть дверь. На ватных ногах вышла из такси, машинально сунула купюру в руку окликнувшего ее водителя. Она, словно кошка, кралась по мягким прошлогодним листьям, по студеным апрельским лужам. В ее зрачкам отражался оранжевый свет окна.
Катя поднялась по невидимым в темноте ступеням, вошла в тускло освещенный тамбур. Прислонила ухо к двери — тихо. Нажала на дверную ручку — заперто. Она сглотнула комок в пересохшем горле и протянула дрожащую руку к звонку. Пальцы не слушались — звонок молчал. Надавила сильнее — и закрыла глаза, когда раздалось пронзительное дребезжание.
Никто не открывал.
Катя подождала — и нажала снова.
Опять тишина.
Тогда Катя надавила на кнопку — и не отнимала пальца так долго, что голова начала трещать от безостановочного вопля звонка. Дверь, наконец, распахнулась — и на Катю дохнуло теплом и затхлостью. Она отступила на полшага, щурясь от электрического света.
— Ян… дома? — спросила Катя, чувствуя во рту горький, как от микстуры, привкус.
Марго, одетая в одну лишь футболку Яна, удивленно вскинув бровь.
— Да он уже три года, как съехал.
— Куда?.. — Катя отступила еще и, отыскав опору, прислонилась спиной к стене.