– Процветание, которое я обещаю, будет идти рука об руку с миром. Детям не придется хоронить родителей. Никто не обратит города в кладбища. Больше никаких солдат, жестокости, сирот, никаких… – Два-Одиноких-Старика помедлил, опустил взгляд на свои руки. – Никаких руин.
– Так, все эти дела «после» звучат, безусловно, вполне мило, – произнесла Агне, почесывая подбородок. – А все эти… безумные штуки «до» – вот, что я никак не уразумею. Где бы эта Реликвия не находилась, она наверняка под усиленной охраной. До невозможности.
– До невозможности – это мягко говоря, – произнес Джеро.
– Учитывая, что «невозможность» – это абсолют, не понимаю, где тут мягко…
– В данный момент Реликвия под охраной, – продолжил Джеро, перебивая, – в крепости, кишащей солдатами, пушками и всеми прочими механическими ужасами, какие только могут высосать из пальца искореженные революционные умишки. И это ДО появления Десяти Стрел. Стоит только добавить в уравнение корабли, и достать Реликвию оттуда становится невозможно.
– Так в чем тогда заключается план? – поинтересовалась Агне.
Два-Одиноких-Старика улыбнулся – так, как улыбаются, когда понимают, что вот-вот скажут нечто безумное.
– Мы украдем ее с кораблей.
Вот понимаешь?
– Прошу прощения?.. – Агне прочистила горло. – Сдается, мне что-то невероятно глупое в ухо влетело.
– Великий Генерал хочет, чтобы Реликвию доставили для изучения в Уэйлесс. Я к тому, что он жаждет ее настолько, что отправил все десять кораблей. Выкрасть ее из цитадели – невозможно. Выкрасть ее из Уэйлесса – немыслимо. Однако путь из одной точки в другую дает нам недельное окно. Если мы сможем пробраться и выбраться…
– Выбраться, – повторила Агне. – С гигантской Реликвией. И как вы предлагаете такое провернуть?
Я глянула через стол на близнецов.
– Полагаю, для этого вы и привели дверника.
– Дерьмо с-под птицы.
Ирия вскочила со стула, хлопнула по столешнице ладонями.
– Я, блядь, знала, что дело безумное, но епт, да у меня мозги буквально ушами вытекают, когда я просто слушаю. – Она бешено замахала руками на призрачное изображение. – Железный Флот? Да ты, мать твою, себя-то слышишь? Ты хочешь, чтобы МЫ, блядь, попытались стянуть Реликвию размером с очко твоего папаши после того, как я с ним закончу, у флота аэроблей – а это корабли, которые летают по, мать его, воздуху, если ты вдруг тупее, чем кажешься, – кишащих пушками, солдатами и… и… бля, я даже не знаю, что у них там еще может быть.
Ирия помотала головой, смазала призрачное изображение ладонью, превращая его в мутную кашу, а потом затопала к двери.
– Я знала, что дело будет конченое, но думала, что по крайней мере выгодно конченое. На хер твой план, на хер твою Реликвию, и на хер тебя, старик. – Она резко изобразила неприличный жест – обеими руками, что довольно внушительно – прямо на ходу. – Давай, Урда. Мы уходим.
Она ушла, гордая, больше не возмущаясь, не оскорбляя. Помедлив в дверях, она вдруг поняла, что ушла без брата.
Ирия развернулась. Близнец сидел за столом. И впервые с тех пор, как я прибыла, он поднял глаза – и не сводил их с изображения флота.
– Урда? – позвала Ирия.
Он повернулся. И я впервые увидела его лицо. Он казался слишком юным. Слишком юным для такого места, для таких людей вокруг – слишком бесхитростным слишком наивным, со слишком большими глазами и подрагивающими губами. Он посмотрел на сестру в ответ и прошептал дрожащим голосом:
– Больше никаких сирот, Ирия.
Лицо его сестры не столько скривилось, сколько схлопнулось. Челюсть на мгновение отвисла, но затем Ирия скрипнула зубами, сощурилась, стиснула руки в трясущиеся кулаки, напряглась так, будто вот-вот сиганет через стол и выбьет эти слишком большие глаза брату из черепушки. Я видела, как ее губы дернулись, и с них полилась сотня ругательств – некоторые заставили покраснеть даже меня, по крайней мере, в последний раз, когда я их слышала, – а потом зажмурилась и фыркнула.
Вся злость, весь яд как будто схлынули, вытекли из нее долгим, усталым вздохом. Низко опустив голову, ссутулившись, Ирия понуро протопала обратно к своему месту.
– Сраный плакса со скорбными глазками, – буркнула она, – вечно, блядь, берет и льет слезки как сраный кусок г…
Голос Ирии стих до неразборчивого потока заковыристых ругательств, однако попыток уйти она больше не предпринимала. Довольно скоро голос померк окончательно – вместе с его обладательницей, которая вперила в вольнотворца пристальный взгляд.